Кощеево седло

Шелест превратился в лёгкое гудение – гридни и бояре переговаривались уже вполголоса, но тут княгиня чуть шевельнула рукой, и вятшая нарочитая чадь Полоцка умолкла.

В воздухе повисло какое-то странное напряжение, словно перед грозой. Казалось, ткни пальцем прямо перед собой – и грянет молния, загрохочет гром.

– А чего ж… – спокойно, словно сомневаясь в чём-то, произнесла Бранемира Глебовна. – Почему бы и не принять добрых воев да хороших людей? Места в городе хватит на всех…

И гром грянул.

– Госпожа княгиня! – почти выкрикнул Ратибор Тужирич, вскакивая. И почти сразу же за его криком раздался многоголосый взрыв голосов – гридни и бояре вскакивали с мест, кричали, хватаясь за оружие. Несмеян и сам не заметил, как оказался посреди гридницы, рука лежала на рукояти меча, а глаза, не отрываясь, глядели на Ратибора Тужирича. Плесковский боярин побледнел, – если бы за его спиной не было лавки, то он бы сейчас пятился назад до самой стены, пока не прижался бы к ней лопатками.

Выкрик Ратибора словно пробил дыру в плотине, и долгое терпение полоцкой знати, наконец, прорвалось бурным потоком.

Бранемира Глебовна чуть прикрыла глаза, пытаясь отрешиться от царящей в гриднице безлепицы. Горло перехватило, было трудно дышать, в глазах плясали разноцветные пятна. Княгиня поняла, что ещё немного, – и она потеряет сознание. Рука словно сама по себе поднялась к горлу, терзала серебряную запону у горла, теребила алую вышивку на вороте.

Внезапно она почувствовала, словно бы на шею ей легли огромные и тёплые ласковые ладони, погладили по затылку, тепло их было слышно даже сквозь плотную, шитую жемчугом и серебром кичку, грудной женский голос негромко сказал в самое ухо (как же они все его не слышат?!) что-то непонятное, но такое спокойное, что Бранемира разом взяла себя в руки. «Благодарю тебя, мати Мокоше!». Глубоко вздохнула, открыла глаза и рывком поднялась на ноги, разом, одним взглядом, охватив всю неподобь в гриднице.

Шум и крик внезапно прекратился, бояре и гридни отступили, переводя дух, и только Несмеян Рыжий остался стоять посреди гридницы, неотрывно глядя на Ратибора.

– Спокойнее, господа полоцкие, кривская чадь нарочитая, – чуть нараспев произнесла княгиня, утишая последние шумы. Вновь оглядела гридницу, спокойно села в кресло, возложила руки на подлокотники и закинула ногу на ногу, качнув в воздухе острым носком сафьянового сапожка, вышитого серым речным жемчугом. Взгляд её остановился на Несмеяне, княгиня едва заметно кивнула, разрешая говорить.

– Ты! – Несмеян порывисто шагнул к Ратибору, и плескович всё-таки попытался попятиться. Край лавки ударил его под колени, Ратибор плюхнулся на зад, но, тут же опомнясь, вскочил и сам шагнул навстречь Несмеяну, выпячивая челюсть – не годилось ему здесь и сейчас ронять честь своего князя. – Ты как смеешь прерывать госпожу?! Кто дал тебе право говорить?!

Глухой ропот вновь пронёсся за спиной Несмеяна – полочане вновь подали голос.

– Я великим князем прислан и с его голоса говорю! – процедил Ратибор, но княгиня тут же оборвала его спокойным голосом:

– Ты, Ратиборе Тужирич, прислан сюда не от великого князя, а от новогородского князя Мстислава. И ты не воображай, что наместником здесь сидишь, а то недолго ведь и путь указать.

Ратибор поворотился к княгине, глянул непримиримо:

– Ты не можешь принять в своём городе Найдёна и его людей, госпожа княгиня!

Бранемира несколько мгновений разглядывала плесковича, словно какую-то заморскую диковинку, только что выложенную перед ней агарянским альбо греческим гостем, потом едва заметным движением головы указала Несмеяну воротиться на место, и вновь сказала:

– А ты попробуй мне запретить, Ратиборе Тужирич, – в её спокойном и даже ласковом голосе вдруг явственно прорезался холод – словно стальное лёзо высунулось из мягкой шерстяной кудели. – Ты сюда для чего Мстиславом прислан? Приглядывать, не замышляю ли я чего против Ярославичей?! Вот за этим и приглядывай. А люди эти… они моему мужу присягнули, они его руку в бою держали, мне ли их не принять от мести-то вашей, от гнева Мстислава Изяславича… да и от твоего, боярин Ратибор!

– Но, госпожа… – попытался было возразить Ратибор, но его голос тут же потонул во вновь поднявшемся ропоте кривской нарочитой чади. По мнению полочан, княгиня слишком многое спускала наглому плесковичу, до сих пор не указав смахнуть ему голову в придорожную яму, волкам на поживу. Несколько мгновений Ратибор Тужирич пытался ещё что-то сказать, но понял, что не достигнет ничего. Махнул рукой и отворотился.

Встретился взглядом с Найдёном Смолятичем и на миг аж задохнулся от подступившей ненависти. И на миг пожалел, что он сейчас здесь, а не у себя в Плескове – мог бы и тысяцким стать.

Впрочем, моё от меня не уйдёт, – тут же подумал Ратибор, всё ещё меряясь взглядами с Найдёном. – Буду и тысяцким плесковским ещё, придёт время.

3