Кощей

В лес Казимир шел без опасений, отчего-то даже не сомневаясь в простых Елисеевских правилах “лес — хороший, он проведет”. Пока брел сквозь чащу, задумался, что в чужое проклятие он поверил быстрее, чем в собственную болезнь. Может, потому что видел своими глазами — и яблоко высохшее, и выжившего после смертельного удара Елисея. А у него самого всего лишь безликие буквы диагноза. Ни симптомов пока нет — ничего. Он и проверяться пошел только потому, что случайно увидел результаты исследования матери и узнал, что его другой дед от этой болезни умер. Маме, к счастью, не передалось. Дементьев был уверен, что и ему ничего не грозит. Так, для успокоения души решил сходить. А вышло все совсем по-другому. Весь покой навсегда сгинул.

В темноте проступил свет от костра. Казимир услышал голос. Как будто его сон и первая встреча с Елисеем смешались воедино. Медленно подошел ближе, прислушиваясь. В этот раз голос звучал иначе — тягуче-неторопливо, напевно и немного скорбно. В словах было что-то неуловимо знакомое. Елисей его не видел — он сидел у костра спиной к Казимиру. В темноте и отблесках пламени старая изба выглядела мертвой, еще больше похожей на склеп, чем на жилище человека.

Дементьев выключил фонарь и тихо подошел поближе. Прислушался… и узнал песню из его книги. Когда он ее писал, в мыслях она звучала иначе. В книге ее прочитал воин на стенах старого храма — давно забытую и утерянную во времени. Елисей дал ей голос — тихий, пронзительный и тревожный. В ней звучала неотвратимость, которая отдавалась нехорошим предчувствием.

Когда тишина поглотила последние слова песни, Казимир подошел к костру. Елисей тут же обернулся. На его лице Дементьев увидел одновременно и радость, и испуг. Отшельник быстро поднялся на ноги.

— Ты зачем здесь? — отрывисто спросил он. — Сюда опасное идет. Тебе нужно уехать.

Казимир внимательно на него посмотрел. Что-то неуловимо поменялось. И дело было точно не в том, что отшельник наконец надел нормальную обувь вместо портянок.

— Я же обещал приехать, — он пожал плечами, посмотрел на аккуратно зашитую дыру на балахоне и поднял взгляд на лицо Елисея. — Опасное?

Черный рисунок на лице был другой. В прошлый раз это были просто полосы, как будто пальцами в саже от лба до щек провел. Теперь в темных линиях угадывался узор. На концах кос появились подвески из кости.

— Сюда огонь идет, — тихо ответил Елисей. — Слишком много его. Не могу остановить. Тебе уехать надо. Скоро здесь ничего не будет.

Дементьев нахмурился. Запах гари накрыл все тяжелым облаком, поэтому в слова Елисея легко верилось. Но что-то все равно было не так. Он обвел взглядом обитель отшельника — насколько позволял трепещущий свет пламени. Только сейчас заметил, что на ступенях крыльца расставлены деревянные фигурки, которые он уже видел в доме. Подножия идолов были украшены травами и цветами — словно Елисей пытался придать ветхой обстановке нотку некой торжественности… В голове Казимира промелькнула недобрая догадка.

— Если лесной пожар подойдет к деревне, местных эвакуируют, — произнес он. — Ты, наконец, освободишься. Но ты сказал, что пытался остановить огонь. Зачем?

Елисей светло улыбнулся и сел обратно к костру.

— Я же защищать их должен. Но тот огонь мне не под силу, — отшельник дотронулся ладонью до пламени — как зверя погладил. — Такой меня слушается. Там больше. Когда его почувствовал… Когда понял, что здесь все сгорит, я тоже прочитал свое имя. Которое забыл. Оно как чужое. Пробовал что-то еще вспомнить. Все как углем замазали. Только лес этот и помню. Больше ничего.

Слова Елисея расставили все по своим местам. В изменившейся обстановке Дементьев наконец увидел горький смысл — отшельник все украсил к завершению своего пути.

— Ты не собираешься никуда уходить, — утвердительно произнес Казимир. — Даже если сможешь.

— Я не знаю, что будет. Со мной. Когда все уйдут. Кем я стану, во что превращусь. Может, сразу в скелет? — Елисей посмотрел на него и невесело улыбнулся. — Может, умру.

— А если ты станешь живым? Как до своего проклятья.

Елисей отвел взгляд. Снова коснулся огня. Языки пламени ластились к ладони, не обжигая.

— Зачем я там? — после молчания ответил он. — Ничего не помню, ничего не знаю. Там все незнакомое. Там я для всех сумасшедший. Из этой клетки в другую не хочу. Мне отсюда некуда идти.

В словах отшельника была своя правда. Дементьев сразу и не нашелся, что возразить. Когда он хотел помочь, он думал только о том, как его освободить, а не о том, что будет дальше. Если Елисей выживет, угодит прямиком в дурку. А пытаться вылечить таких, как он — только еще больше калечить. Особенно, если силами бесплатной медицины.

— А ты сам чего бы хотел? — спросил Казимир. — Я вижу, что ты тут уже приготовился, но, допустим, твое проклятье просто исчезнет. Куда бы ты хотел пойти или что делать?

— Разве это важно? — отшельник обернулся. — Я хочу освободиться. Мне немного страшно. Но я рад, что все закончится.