Разжимаю ладони и слегка приподнимаю их. Свет вокруг посоха заметно тускнеет. Поднимаю руки выше, и свет исчезает совсем. Я, естественно, снова начинаю погружаться. Перебарываю желание вновь схватиться за спасительную палку, и опускаю ладони на ряску по сторонам. Старательно представляю, что опираюсь на твердую основу, и с радостью вижу, как вокруг них распространяется теплый свет. Жижа под этим светом действительно становится твердью.
– Спасибо, ужик! – улыбаясь, говорю первозмею, который, устроившись на ближайшей кочке, с задумчивым видом заглатывает большую лягушку.
С удивительной легкостью вытаскиваю себя из трясины и уверенно встаю на ноги. Ради эксперимента делаю несколько шагов, стараясь ступать в самые топкие места – хожу, как говорится, аки посуху.
Интересно, этот дар во мне прорезался благодаря стрессовой ситуации или присутствовал всегда, просто я, не зная о нем, его не применял? И кстати, не сжигает ли он меня так же, как сжигает стрельба энергетическими зарядами? Если так, надо скорее валить из этого болота.
Подхожу к оборотню, вытаскиваю его за шкирку из грязи и ставлю рядом с собой. Тот стоит на дрожащих лапах и недоверчиво смотрит на поверхность болота, ставшую вдруг твердой.
– Держись ближе ко мне, – предупреждаю на всякий случай.
Морщась от брезгливости, подцепляю пальцами большую пиявку, присосавшуюся к боку волколака. Та отрывается с громким чпоканьем, и я отбрасываю мерзкую тварь в сторону. Заглотивший лягушку уж срывается с места черной молнией и подхватывает пиявку на лету. Видать, проголодался, пока висел у меня на поясе. Оглядываю оборотня, но деликатесов на его грязной шкуре больше не нахожу.
Осматриваю себя. Ужасный вид одежды, которой, собственно, и не видно под слоем грязи, вызывает у меня жуткий гнев.
– Ну, тварь вонючая! – ору, обращаясь к местному болотнику. – Ты мне за все ответишь! Вот разберусь со своими делами и пришлю в твою грязную лужу Маркуля с ужом! Капец тебе тогда! Лучше сам заранее вешайся, чмо болотное!
Выпустив пар, оглядываю котомку. Она плотно завязана, и грязь вовнутрь, скорее всего, не попала. Но проверять сейчас не буду. В первую очередь надо найти источник чистой воды и привести себя в порядок.
– Вперед, братва, – командую ужу и оборотню и широким решительным шагом направляюсь к далекой сопке.
Змей, скользнув по моей ноге, обвивается вокруг пояса и превращается в веревку.
Ледень, по-прежнему в волчьем обличье, семенит сзади, то и дело тычась носом мне в пятки.
22
Болото давно закончилось, но ни ручейка, ни родника, ни другого источника чистой воды нам не встретилось. Затекшая за пазуху и за шиворот грязь подсыхала, отчего кожа зудела. Одежда задубела и неприятно натирала тело. Хотелось скорее ее сбросить. В котомке у меня был свернутый плащ, но не надевать же его на грязное тело.
Ледень почему-то продолжает оставаться в образе волка. Шерсть на нем топорщится грязными сосульками. Он периодически встряхивается всем телом, как это делают вылезшие из воды собаки. Однако липкая грязь, вопреки заверениям легендарного поручика Ржевского, даже высохнув, не собирается отваливаться.
Лес вновь стал малопроходимым. То и дело приходилось перелезать через поваленные гигантские стволы, продираться через переплетение сухих ветвей, а то и вовсе обходить непролазные участки. За высокими деревьями давно не было видно Ведьминой сопки, и будь я один, уже заблудился бы. Сейчас же полностью доверился волчьему чутью Леденя и молча иду за ним.
Краем глаза улавливаю движение в ветвях, воздух разрезает свистящий шелест, и в бок оборотня вонзается стрела. Взвизгнув, он опрокидывается на спину, изогнувшись, вцепляется в торчащее древко зубами и рывком выдергивает стрелу. Та вдруг теряет жесткость и обвисает, а в следующий миг крепко обвивает волчью пасть. Поднявшись и опустив морду к земле, волколак пытается содрать неожиданный намордник передними лапами. От раны на его боку не осталось и следа. У него и раньше раны заживали быстро, но не так мгновенно.
Заглядевшись на оборотня, едва не прозевал следующую стрелу, пущенную уже в меня. В последний момент отбиваю ее посохом. Стрела не отлетает, а обвивает клубком конец шеста. Снова шелест. Удар посохом. И на другом конце, где утолщение в виде черепа, новый клубок. Краем глаза вижу, что очередная стрела сбивает с ног Леденя, так и не освободившего пасть от предыдущей. И опять, отвлекшись на него, чуть не поплатился сам. Едва успеваю подставить посох под летящую в лицо стрелу. Ударившись о шест, та, как и прежние, обматывается вокруг него, но одним концом продолжает тянуться ко мне. Прямо перед моим носом звонко лязгают зубастые челюсти.
Собрав глаза в кучу, с изумлением вижу маленькую копию гадины. Сморщенная старушечья морда, щелкая кошмарными челюстями и тряся шапкой из извивающихся червей, старательно тянется к моему носу. Коротенькие скрюченные лапки трясутся от нетерпеливого желания вонзиться грязными когтями в мою кожу.
Пока центральная гадина тянулась к лицу, те, что на концах, подобрались к рукам и одновременно вонзили в них зубы.