Не отбрасываю посох только потому, что от резкой боли судорогой сводит мышцы рук.
Боль включает во мне Кощея. Шест вспыхивает, и все три гадины осыпаются с него обугленными тушками. Еще одна сгорает в полете от моего взгляда. И еще одна.
Продолжая уничтожать периодически вылетающих тварей, подхожу к катающемуся по земле оборотню и, поймав момент, касаюсь посохом обвившей его пасть гадины. Та уже почти сгрызла его черный пятак. Получив свое, она отваливается дымящимся червяком, а освободившийся от нее Ледень хватает зубами вторую, наполовину погрузившуюся в его тело, и резким рывком выдергивает ее. Та, в свою очередь, жадно вцепившись пастью и лапками, вытягивает из жуткой раны на боку волколака какие-то внутренности, то ли кишки, то ли жилы. Содрогаясь от жути и омерзения, уничтожаю и эту тварь, но сам пропускаю удар. Прилетевшая гадина вонзается в правое плечо, но тут же опадает поджаренной дохлятиной. Похоже, тело начало защищаться, не дожидаясь моей реакции. В подтверждение этого следующая стрела сгорает, лишь слегка тюкнув в грудь. Давно бы так!
Начинаю чувствовать себя действительно грозным Кощеем. Не пойти ли проверить, что за стрелок пускает из зарослей столь пакостные стрелы?
Однако оборотень вцепился зубами в мою штанину и, поскуливая, пятится в сторону, явно намекая, что лучше обойти это место стороной. Может, тут и правда какой-нибудь милый монстр таким своеобразным способом охраняет свою территорию, на которую мы по незнанию вторглись. Ну что ж, если он не будет нас преследовать, пусть себе живет, помня великодушие Кощея.
– Что это было? – спрашиваю Леденя, когда мы поспешно покидаем злополучное место и удаляемся от него на приличное расстояние.
Однако оборотень то скулит, то рычит, продолжая оставаться в волчьем облике. Создается впечатление, будто он пытается мне что-то сказать, но не может.
– Ты что, не можешь обернуться человеком?
Оборотень, рыча, кивает.
– Почему?
В ответ только поскуливание.
– Это что, мне теперь самому себе еду готовить?
Вижу в волчьих глазах укоризну.
При упоминании о еде желудок издает возмущенное бурчание. Время-то давно за полдень. Держу грязными руками грязную котомку и удрученно вздыхаю. Наверняка болотная вода попала внутрь и испортила пироги, которыми нас снабдили в царстве-деревеньке.
– Ты, случайно, воду поблизости не чуешь? – спрашиваю у оборотня. – Надо бы нам отмыть эту грязь. Может, и тебе она мешает человеческий облик принять.
Тот задирает морду кверху и рычит. Смотрю на скрывающее небо переплетение ветвей, но ничего не вижу.
– Что ты там учуял?
Волколак снова рычит, глядя вверх, затем встряхивается, будто от воды.
– Ладно, веди к сопке, – распоряжаюсь, так ничего и не разглядев в ветвях и решив, что лучше уйти, пока ничего не свалилось на голову.
Вскоре и без того мрачный лесной сумрак начал сгущаться. Воздух стал еще более сырым и тяжелым. И вот дремучую тишину разорвал оглушительный треск грома от полыхнувшей где-то рядом молнии. Тут-то до меня доходит, что хотел сказать Ледень, показывая вверх в ответ на мой вопрос о воде. Воды сейчас, похоже, будет более чем достаточно.
Непроизвольно пригибаюсь от нового близкого удара молнии. Как бы, прежде чем намочить, нас не поджарило!
Прислушиваюсь к нарастающему непонятному гулу. Это что еще такое? Наконец доходит, что это гудит обрушившийся с небес дождь. Густое многоэтажное переплетение ветвей пока не дает воде достигнуть земли. А гул все усиливается, сливаясь с частыми ударами грома.
Вот на покрытую сухой хвоей землю протекла первая струйка воды, вот еще, и еще, и еще. Вот не выдержавшие скопившейся тяжести ветви прогнулись, обрушив целый поток, едва не сбивший нас с ног. Пришлось прижаться к стволу гигантской ели. Здесь хотя бы не текло сверху. Говорят, в грозу нельзя укрываться под деревьями, но вряд ли это правило применимо в густом лесу.
Ель, под которой мы спрятались, находится на небольшом пригорке. Вокруг уже несутся потоки воды. Если так будет продолжаться, скоро вода доберется и до наших ног. Вся надежда лишь на то, что подобные грозовые ливни обычно непродолжительны. Оно, конечно, понятие «обычно» подходит только для обычного мира, но вдруг ливень и правда скоро кончится?
Подвесив котомку на сук, шагаю под ближайшую стекающую с ветвей струю ледяной воды.
– У-у-йо-о! – выплескиваю охватившую меня гамму чувств и кричу оборотню: – Иди смой грязь со шкуры! Глядишь, вновь человеком станешь!
Ледень продолжает боязливо жаться к гигантскому стволу. По подступающей к его лапам воде черной лентой подплывает уж и, недовольно шипя, выползает на оставшийся клочок суши. Я и не заметил, когда он сполз с моего пояса.
Ну что ж, мыться так мыться. Сдираю с ног сапоги, перебрасываю их голенища через ветку, снимаю одежду и начинаю тщательно отмывать ее от грязи. Затем моюсь сам и растираюсь тщательно отжатой рубахой.
Прохладненько, однако. А ливень и не думает прекращаться, оставляя все меньше незатопленного пространства.