Кошка Белого Графа

Я и не спорила. Не могла. Я падала! Черная вода кружила меня и тянула в водоворот. Я захлебывалась, задыхалась…

— Хватит! — вклинился другой голос, мужской, твердый, уверенный. — Рауд, ты не один.

Все занавесилось туманной пеленой, и я соскользнула в сон — обычный, без кошмаров.

А потом я… Нет, не проснулась — очутилась в зимней сказке. Блестели под солнцем сугробы, пушистыми хлопьями кружился в воздухе снег, но исчезал, не достигая земли. На ветвях, одетых инеем, чистили перышки щеглы, под елями резвились белки, а дальше виднелась избушка с расписными ставнями.

Холодно не было. Ни капельки. Словно я в театре и меня окружают декорации. Даже небо над головой казалось куполом из синего стекла. Ноги в легких туфельках совсем не мерзли.

Я присела на корточки, тронув снег рукой. Надо же, какой рассыпчатый. И — теплый.

Постой… Что я только что сделала?

Вслед за всплеском удивления меня омыло пьянящей радостью.

Руки! Ноги! Туфельки!

Я снова человек!

Руки! Ноги! Туфельки!

Я снова человек!

Как, почему — подумать не успела.

За стеклянным куполом, по другую сторону синевы, что-то двигалось — то темное, то светлое. А потом…

— Имя! — прогрохотало небо.

Не гром и не залп. Камнепад в горах — от которого посыпался снег с ветвей и шишки с елок, сорвались в небо щеглы и метнулись прочь белки. А я… мне куда бежать?!

— Как твое имя! — прогудела твердь под ногами.

Я кинулась к избушке. Но мир вздыбился, на пути вырос ледяной утес, а избушка вознеслась на его вершину.

Удушливым валом накатила паника.

— Кто вы! Что вам нужно!

На секунду мелькнула безумная мысль, что ко мне обращается сам Двуликий.

— Кто тебя послал? — пророкотало вновь.

Громовой голос давил на грудь, сам воздух превратился в тиски.

— Ник… то! — я даже кричать не могла. — Что вы делаете? Мне больно!

— Это потому что твое тело умирает.

Мое тело? Которое?..

— Здесь только твоя сущность, кошка-оборотень. Личность. Душа. Если в ближайшие пару минут ты не вернешься в одно из своих тел, а ты не вернешься, пока не скажешь правду… Зачем ты проникла в мой сон?

— В чей сон? Я никуда не проникала, я просто спала!

— Нежа велела тебе занять мое тело?

— Что?! Снежа? Нет!

— Тогда для чего ты оставалась кошкой? Почему не обернулась человеком?

— Потому что не могу! Меня околдовали.

— Ложь! Нет такого колдовства!

Все полетело кувырком — елки, избушки, ледяные утесы закружились в снежных клубах. Или это меня качало, несло и подбрасывало?

— Не надо! Перестаньте! Пожалуйста!.. Мне плохо, я задыхаюсь! Хватит!..

И все закончилось.

Упал мрак, я вздохнула полной грудью и под шум крови в ушах уплыла в бездонный омут, где было тихо и покойно…

* * *

Кошка спала, и Рауд скользнул сознанием в ловушку. Это было проще, чем погружать себя в принудительный сон — и определенно безопаснее. Постороннего, даже сновидца, родовая ловушка не впустит. А тело, оставленное без защиты… Кошка сейчас не в силах дотянуться до собственного хвоста, не то что причинить вред человеку.

Ее крик до сих пор стоял в ушах.

Кошка. Женщина. Надо же было так ошибиться…

Отец появился сразу — будто ждал его. Наверняка ждал.

Высокий, худой, немного нескладный, карие глаза смотрят пристально, огненно-рыжие волосы, по обыкновению, всклокочены. Только маме удавалось превратить это сорочье гнездо в прическу, подобающую владыке стихий, графу и члену королевского собрания. Ныне рядом с отцом не было никого, кто следил бы за его видом, и Рауд втайне радовался этому.

За месяцы, прошедшие с их последнего разговора — с их крупной ссоры, что там говорить, — в отцовских вихрах прибавилось серебряных нитей. И ни одна не указывала на владение фамильной силой. Бывший граф Дагрун Даниш-Фрост, утративший право на родовое имя после ухода в Гнездо, родился с сильным даром сновидца и без малейшей предрасположенности к магии зимы.

— Ты появился как по заказу, — сухо заметил Рауд. — Следил за мной? Мы же договорились — в мои сны ты без спросу не суешься.

— Тебе снился кошмар, — брови у отца тоже были косматыми и сейчас сошлись над переносицей, как два рыжих медведя над выступом скалы. — Ты опять не закрылся. Забыл? Или поленился?

— Не видел смысла.

Отец сам учил, что проникнуть в чужой сон извне, если спящий не задерживается на одном месте дольше полусуток, практически невозможно.

— Чужих рядом не было. Людей, — Рауд криво усмехнулся. — Но ты прав, я учту урок.

— Где ты подцепил эту тварь? — отец неопределенно мотнул головой, указывая за пределы ловушки.

Пока Рауд рассказывал, как ощутил искорку жизни посреди терзаемой бураном ледяной пустыни — будто укол иглы в сердце, на поляне, укрытой уютным снежком, возникло кресло, словно бы вырезанное из огромного пня, и отец уселся в него, как король на трон. Рауд сотворил себе обычное — вроде тех, что имелись в Даниш-хузе. Материя сна плохо подчинялась ему, но внутри ловушки их с отцом силы были почти равны.

Когда рассказ дошел до личной печати богини, отец вздохнул с видимым облегчением.