И правда, не дело графу проявлять интерес к "крестьянке".
— Никогда не встречал оборотней, которые становились бы снежными кошками, — добавил он.
— Я не снежная, не белая и не пушистая. Я была чернее сажи, и дома меня звали Ночкой.
Признаться, я скучала по своей родной шубке — и во дворце она была бы сподручнее.
— Не представляю тебя черной, — заметил граф. — Покажи.
— Как? — растерялась я, почти ожидая, что он, как Кавалер, потребует: "Чувствуй в меня!"
Но граф сказал:
— Богиня поделилась с тобой частицей дара, а я поделюсь силой. Позволишь?
Он взял мою ладонь, и я ощутила тепло и силу его руки так, словно мы оба были здесь во плоти.
— Представь, что видишь себя во сне. Попробуй.
Я не знала, что делать и просто вспомнила свое отражение в зеркале — гибкий черный силуэт с атласно блестящей шерсткой. Потом вообразила, как бегу от домика с расписными ставнями к елкам в белых шалях…
И это случилось! Из снега слепилась кошка и потрусила по свежей пороше, на ходу окрасившись в темный цвет.
В душе вспыхнул детский восторг.
— Тоже очень красивая, — вежливо заметил граф.
Он стоял сбоку, очень близко, направляя мою руку — в пальцах струилось тепло, а кончики, наоборот, покалывало морозными иглами.
— Но не такая, как на самом деле!
Теперь я увидела свое творение его глазами: комковатое тело, скорее коричнево-серое, чем черное — уродец, да и только! И почему-то ощутила жгучую обиду. Я хотела показать ему другую Карин. Хотела… понравиться? Какая глупость!
Я отняла руку, и кошка рассыпалась снежной пылью.
Что вообще на меня нашло?
В сказочной ловушке все было, как всегда. Стеклянная синева над головой, теплый снег под ногами, белые хлопья, тающие в воздухе. И я вроде них: вишу между небом и землей, между былью и небылью — то ли живу, то ли снюсь сама себе, а время между тем идет. Еще неделя-другая, и мое тело будет не вернуть.
— Она здесь! Ведьма, которая меня околдовала. Помните, я вам говорила?
И быстро пересказала Данишу подробности визита госпожи Хьяри к ее величеству.
— Зелья от мигрени, — нахмурился он. — Ты уверена, что это та самая колдунья?
Еще бы я не была уверена!
Рауд Даниш ненадолго задумался.
— Я выясню о ней, что смогу. А для тебя поручение остается прежним. Приглядывай за Камелией и принцем Фьюго. Герцога Клогг-Скраппа тоже из-под присмотра не выпускай. И постарайся ни во что не впутаться. На днях я зайду за тобой. Прогуляемся в город.
— Зачем? — спросила я.
— Ты же хотела встретиться с моим наставником.
Глава десятая, в которой я умудряюсь шпионить, сидя под замком
Появление Белого Графа на заседании Королевского Собрания произвело действие разорвавшегося заряда с картечью. Советники всех рангов, министры, посланцы наместников провинций всполошились, как кумушки:
— Граф, наконец-то!
— Что с вами? Вы здоровы?
— Вы сможете обуздать зиму?
— У вас такой летний вид, — растерянно протянул бургомистр Альготы.
Только владыка речных вод и владыка недр хранили каменное молчание.
Заседание шло уже полчаса. Бургомистр как раз жаловался, что людей для расчистки улиц по-прежнему не хватает, а в лавках опять перебои с хлебом — два состава с зерном и мукой застряли в снегах в районе Кибинска, санный обоз из Грельса заплутал близ Тихейского леса. Министр путей сообщения тут же поспешил обвинить магов зимы, не расчистивших дороги. Глава департамента магического обеспечения заявил, что его люди и так спят по четыре часа в сутки, доводя себя до истощения.
— Нельзя требовать от рядовых магов того, что под силу лишь владыке стихий! — с чувством закончил он.
Два десятка взглядов обратились к Рауду Данишу, занявшему свое место за длинным ореховым столом — и в каждом читался немой вопрос, в каждом теплилась надежда.
Никто не бросил графу открытого упрека. Все помнили, что случилось с младшим Данешем. Видели, как Рауд ходил за Альриком по пятам, как графиня Даниш падала королю в ноги. Вскоре после этого мать и сын исчезли из столицы, а затем отправился в свое имение канцлер Соллен, слишком настойчиво хлопотавший за Данишей. Каждый при дворе сделал свои выводы. От придворных шакалов ничего не скроешь…
Хоть бы волосы покрасил! — со злостью подумал Альрик.
Герцог Флоссен вдруг повернулся к Данишу:
— Граф, что скажете? Умилосердится ныне зима?
Флоссен был одним из немногих, кто знал, что король принял дар Белого Графа. Он, маркиз Гаус-Ванден и еще десяток человек — но тех не было сейчас в зале заседаний. Болли не в счет.
Что же ты провоцируешь его, мерзавец? — разозлился Альрик. Даниш клялся молчать, все осведомленные клялись. Однако слухи множились, будто крысы, разбегаясь по дворцу, и, как ему доносили, уже просочились в город. Может, Флоссен их и распускает?
— Как знать, — загадочно отозвался Даниш.
Несмотря на медные вихры и веснушки на носу, он был сама зима — строг, холоден. Граф не отводил глаз, не признавал за собой вины, тем самым возлагая ее на Альрика.
— Уверен, после Ночи Всех Богов многое изменится. Так или иначе.