Кошка и Токио

– Ты как, в порядке? – внимательно поглядел он ей в лицо. – Твой отец попросил меня выйти с тобой поговорить.

– Не совсем… в порядке.

– Я так понимаю, это твой дядя Итиро? – качнул он головой в сторону дома.

– Угу.

– Хм-м… – Эрик сел на ступеньки, поставил рядом кофе и легонько покачал сына.

– Не знаю, что и делать. – При виде безмятежного лица Гена Риоко и сама немного успокоилась.

– Если хочешь, мы можем уехать, – неожиданно предложил Эрик. – Ты не обязана с этим мириться.

Риоко представила, как она демонстративно покидает дом с Эриком и Геном, но тут же подумала об отце. А каково будет ему?

– Я не могу так обойтись с отцом.

– Это да… – Он помолчал немного. – А ты уже поговорила с дядей Итиро?

– Я не хочу с ним разговарить.

– А может, все же стоит? Хотя бы даже просто чтобы высказать ему все, что ты о нем думаешь.

– Ты не понимаешь, Эрик! – Сердце у нее заколотилось быстрее, кровь вскипела в жилах. Она резко мотнула головой: – Это не твоя семья. И не твоя культура. Это вообще тебя не касается. Ты не понимаешь Японии!

– Прости, – спокойно ответил он. – Я вовсе не намерен указывать тебе, что делать. Я действительно много чего не понимаю в Японии. – Эрик еще помолчал, глотнул кофе. Потом продолжил, тщательнейшим образом подбирая слова: – Но все же я неплохо разбираюсь в человеческих отношениях. И как кто-то из нас может что-либо понять, если мы не поговорим искренне, если не выслушаем друг друга? Уверен, он многое готов тебе поведать, но – что более важно – ему необходимо выслушать, что у тебя на душе. Ему непременно нужно знать, что в отношении него чувствуешь ты. – Эрик прихватил своей широкой ладонью ее плечо и успокаивающе погладил пальцами. – Ты нисколько не виновата в том, что здесь произошло. И знай, что я всегда буду на твоей стороне. Всегда и во всем. И я готов поддержать любое твое решение.

– Прости, Эрик. – На глаза у нее навернулись слезы, и Риоко быстро вытерла их. – Мне не следовало вымещать злость на тебе. Я действительно должна поговорить с ним.

– Приходи, когда будешь готова. Спокойно соберись с мыслями. Тебя никто не торопит. – Поднявшись, Эрик вернулся к двери в дом.

– Нет, погоди… – Она посмотрела на мужа, и тот приостановился возле двери. Риоко поглубже вдохнула и продолжила: – Я хочу, чтобы он сам вышел. Сюда, в сад. Мне кажется, здесь более подходящее для разговора место. – Она тоже поднялась. – Можешь передать отцу, чтобы прислал его сюда?

– Конечно.

Эрик зашел в дом, задвинул за собой створку. Кошка по-прежнему сидела на высокой садовой ограде, наблюдая за происходящим.

Отойдя от дома, Риоко приблизилась к пруду. Поглядела на воду, на поверхности которой играли золотистые лучи восходящего солнца. В промежутке между светом и тенью сонно ворочался блестящий карп кои.

И тут ее посетила совершенно мрачная и чудовищная мысль. Ведь она могла бы сейчас взять и уйти! Одна. Просто перелезть через садовую стену и исчезнуть навсегда. И ей не пришлось бы со всем этим разбираться – она могла бы остаться сама по себе. И быть совершенно свободной! Она могла бы, точно эта уличная кошка, глядящая сейчас на нее с ограды, просто затеряться в большом городе.

И она стала бы такой же, как тот, кого она так сильно ненавидит.

Она сделалась бы в точности как он.

Риоко услышала, как открылась сдвижная дверь.

Она крепко зажмурила глаза – и тут же в голове у нее замелькали образы Токио. Миллионы и миллионы окружающих ее жизней заполонили сознание. Столько человеческих судеб, столько людских драм! Столько семей, замкнувшихся в своих трагедиях! Со всей отчетливостью она увидела и их, и Олимпийский стадион, все более растущий с годами, и многочисленные городские здания, которые, переживая свой расцвет и упадок, медленно увядают, точно цветы с топких берегов залива Эдо, – и так будет происходить до скончания века.

Этот город не думал останавливаться, он продолжал беззаботно двигаться вперед.

Риоко попыталась открыть глаза, но у нее не хватило духу это сделать. Поскольку стоит ей открыть глаза – и перед ней предстанет по-настоящему реальная проблема. Решать которую придется в одиночку. Она еще крепче зажмурилась, и в голове гулко застучал пульс. Фоном к нему она услышала крики огромного города. Всех этих бедных, одиноких, ущербных и надломленных людей. Запертых каждый в своем отдельном узилище.

Вопль, разносящийся в ее голове, был многоголосым и в то же время единым. Голос принадлежал ей – и она же составляла его часть. Она и эти миллионы людей, которые постоянно перемещались по городу и окрестностям, наполняли станции подземки и здания, парки и автодороги, жили каждый своей жизнью. Город перегонял по трубам их испражнения, возил в цинковых контейнерах их тела, хранил их тайны, надежды, мечты, страдания, их предсмертную боль.

Потому что она тоже являлась частью всего этого, не так ли? Она всегда была связана с ним в единое целое – и всегда будет. Даже пытаясь укрыться по другую сторону «Скайпа» на своем ноутбуке, за океаном, в тысячах миль отсюда. Это все равно ничего не в силах изменить. Она оставалась частицей Токио.