Кошка и Токио

Охаси уже почти заснул, когда его снова побеспокоил Кейта:

– Эй, Охаси…

– Что?

– Ты не спишь?

– А ты как думаешь?

– Прости, я что, тебя разбудил?

– Давай уже спи, Кейта.

– Никак.

– А что такое?

– Я просто не могу перестать думать о разном.

– Ну так возьми и перестань, – прокряхтел Охаси.

– Не могу.

– А не мог бы ты тогда думать как-то про себя?

– Извини. – Кейта помолчал несколько секунд. – Неужто у тебя самого никогда такого не бывало?

– Какого «такого»? – Охаси сел на футоне, откинув одеяло в сторону.

– Ну, когда не можешь перестать думать? Оглядываешься на свою жизнь – на те моменты, когда совершал какой-то выбор, – и понимаешь, что сплошь и рядом совершал ошибки. Когда ты понимаешь, что именно привело тебя туда, где ты теперь оказался… – Кейта уставился в пространство, словно силился разглядеть там нечто такое, чего Охаси не видел. – И понимаешь, что если бы когда-то одно и другое сделал совсем иначе, если бы совершил более удачный выбор, то и сейчас был бы в гораздо более приятном и достойном месте.

Ничего не отвечая, Охаси повалился обратно на футон, повернулся лицом в другую сторону.

– Или, может быть, – горько усмехнулся Кейта, – нам просто не свезло.

– Про себя я точно знаю, что это не так.

– В смысле?

– Когда-то я был счастливейшим человеком на свете.

– Это как? – приподнялся на локте Кейта.

– А так. Я получил прекрасное воспитание, у меня была любящая мать и вдохновитель-отец. – Охаси тяжело сглотнул. – Позднее у меня появилась красавица-жена и прелестная дочурка. У меня была работа моей мечты.

– И что случилось?

– Неважно.

– Ты спился?

– Я не хочу об этом говорить.

– Как хочешь. – Кейта немного помолчал, затем продолжил: – Я знаю, что совершил большую ошибку. Родители говорили мне, чтобы я не шел в якудза. Но тогда я был молодым и глупым. На уме у меня было лишь то, как бы выглядеть покруче да послаще потрахаться. Помню, как однажды поехал в Асакусу делать себе татуировку. Причем лишь для того, чтобы впечатлить одну девчонку. Думал, раз уж я стал якудза, то у меня появятся и деньги, и престиж. В итоге она все равно ушла к другому парню. Сказала, он более солидный. А тебе, мол, нигде и ничего не светит. – Кейта вздохнул. – Лучше бы я послушал своих родителей! Клан якудза вовсе не заботился обо мне, как обещал. Всего лишь пара ошибок – да пара отрезанных пальцев. И мне дали пинка. И больше никто не пожелал принять меня в семью.

– Это не так, Кейта.

– Да так, Охаси. Я сам знаю, что грубиян и всех раздражаю. И людям не по душе, когда я рядом.

Охаси поерзал на своем футоне, поглядел туда, где в полумраке громоздилось крупное тело его собеседника.

– Ты один из нас, Кейта. Я, Симада, Така и Хори – мы теперь твоя семья.

Еле угадывающаяся в потемках голова Кейты повернулась лицом к Охаси.

– Правда? Ты действительно так считаешь?

– Ну разумеется.

Это, конечно, не соответствовало правде, но Охаси сейчас готов был сказать что угодно, лишь бы хоть сколько-то поспать.

– Спасибо тебе!

– Не за что, Кейта. Давай уже немного отдохнем.

Последовало недолгое молчание. Потом Кейта, уже в полусне, тихонько произнес:

– Знаешь, Охаси-сан, я уверен, что твоя жена и дочка по-прежнему любят тебя.

Охаси проглотил внезапно набухший в горле комок.

– Спокойной ночи, Кейта.

Той ночью, как и на протяжении многих ночей, ему снился Токио.

Но теперь все было как-то по-другому. Он все так же разгуливал по городу, катя перед собой тележку, однако небо в этот раз было пурпурно-оранжевым. Улицы были пустынными, ни одного человека не было видно. Он двигался в окружении осыпающихся небоскребов, покрывшихся блеклой патиной, и видел, как вдалеке, вдоль бухты, домa отчасти ушли в грунт. Земля еще раз содрогнулась, и здания рассыпались на части и исчезли. Ликвификация, или разжижение грунта, – вот как это называется по-научному. На этом землетрясение прекратилось, и все вокруг снова застыло в неподвижности.

Поезда стояли пустыми, проржавевшими вместе с рельсами. Круглосуточные лавки выглядели так, будто подверглись бандитскому налету. Продукты обрушивались с полок, и все это выкатывалось, вываливалось, вытекало на улицу – однако было гнилым и несъедобным. Пустые алюминиевые банки из-под кофе горами громоздились там и сям. Повсюду были мусор и развалины. И никаких людей.

И так он шел по городу, пока не столкнулся со своей давнишней подругой – кошкой окраса калико.

– Давай за мной! – позвала его кошка, запрыгивая на высокую стену. – Ну же!

– Я так не могу.

– Нет, можешь. Просто попробуй на четырех лапах вместо двух. Так намного удобнее.

Он опустился на карачки – и действительно сразу почувствовал себя легче и проворнее. Он тоже запрыгнул на стену, опустившись рядом с кошкой, и та поглядела на него с самодовольной уверенностью. Он заметил в ее глазах собственное отражение. Теперь он тоже был котом, и они понимали друг друга без слов.

Вместе они стали карабкаться на верхушки крыш, поднимаясь к самым вершинам разрушающихся небоскребов. Они лазали по деревьям, пробирались через узкие щели в укромные закутки, ловили мышей и просто бегали наперегонки по пустынным улицам.