Кошка и Токио

Однажды, когда они сделали небольшой перерыв во время сеанса, длившегося несколько часов, и Кентаро занялся чисткой инструмента, Наоми указала на большую художественную книгу с гравюрами в жанре укиё-э Утагавы Куниёси[9] и спросила про нее. Кентаро снял альбом с полки и вручил девушке, предложив ей сесть в его кресло и полистать. Утагава всегда вдохновлял Кентаро – с творениями этого художника его познакомил учитель, заставивший Кентаро не один месяц копировать рисунки Куниёси, прежде чем вообще допустил к живой коже.

Наоми села, положив книгу на колени, и стала медленно переворачивать страницы.

– Вот эти какие классные! – то и дело восхищалась она, подробно разглядывая каждый рисунок и обводя пальцем многочисленных кошек и демонических чудищ.

– Да, он был настоящей легендой, – вздохнул Кентаро.

– Мне вот эта очень нравится, – постучала она пальцем по странице, и Кентаро, поглядев в альбом, увидел куртуазную сценку с огромной призрачной кошачьей головой на заднем плане. Кошки там, поднявшись на задние лапы, танцевали в точности как люди, широко взмахивая передними лапами и покрывая головы шейными платками.

– Ну да, – согласился Кентаро. Он еле подавил смешок, припомнив, какую шутку сыграл над Наоми, вытатуировав кошку на ее спине.

– О, ты только на этих взгляни! – приподняла она книгу поближе к мастеру. – Он превратил актеров кабуки в кошек!

– Это вообще довольно любопытная история… – заметил Кентаро. Внезапно умолкнув, он унес на место инструменты и вернулся к книге, заглядывая девушке через плечо.

– Продолжай, – Наоми вскинула на него свои необычные глаза.

– Ну, в те времена театр кабуки приобрел скандальную репутацию, превратившись в неприличное, даже морально разлагающее действо – чуть ли не в оргию на сцене.

– Прикольно! – бесстыдно ощерилась Наоми.

– Вот только правительство так не считало. И оно объявило вне закона любые художественные изображения актеров кабуки.

– Но это же идиотизм! – возмутилась девушка.

– Ну, в общем, да. Короче говоря, Утагава вместо людей-актеров изобразил кошек. Такой вот способ он придумал, чтобы обойти цензуру.

– Смышленый парень! – Она снова обратилась к книге, разглядывая гравюру, на которой три кошки в кимоно сидели вокруг низкого столика, играя на сямисэн[10].

– Мой старик-учитель был просто повернут на этом художнике.

– А где сейчас твой учитель?

– Ушел в мир иной, – ответил Кентаро и указал на фото на стене: – Вот он на снимке.

Наоми поглядела на фотографию, где угрюмый мужчина стоял рядом с совсем еще молоденьким Кентаро, причем в том же самом салоне, где они находились сейчас.

– Вид у него очень серьезный, – заметила Наоми.

– Да, он таким и был. И невероятно строгим. Заставлял меня вставать в четыре утра и целый день прибираться и подметать в салоне. И занимался я у него этим целых два года, пока он наконец позволил притронуться к иголкам и коже. Сумасшедший старый хрыч! – с улыбкой покачал он головой.

Наоми задумчиво поглядела на Кентаро:

– А почему у тебя нет ученика?

Тот вздохнул – тихо, без обычного самодовольства:

– Ну… С чего бы начать…

– Может, с начала? – пожала плечами Наоми.

– Видишь ли, наше правительство сильно постаралось, чтобы создать дурную славу ирэдзуми – в точности как некогда попал под цензуру кабуки. Татуировки с некоторых пор начали ассоциироваться с криминальным миром. Так что желающих постигать это ремесло становилось все меньше. Знаешь, когда-то, в давние времена, носить татуировку было почетно: это был своего рода знак отличия среди пожарных. В народе пожарные пользовались любовью и большим уважением – совсем не как те бандитские отморозки, что ныне выставляют наколки напоказ. В общем, я, похоже, отклонился от темы… Так о чем я говорил?

– Ты говорил, что теперь никто не хочет учиться на хориси.

– Ах, да… Ну разумеется! В Сибуе полным-полно дилетантов, использующих для татуировки эти новомодные технологии. Никто не хочет постигать старинную методику тебори. Никто не желает трудиться в поте лица. Всем хочется чего попроще. Вот только ни одного из них настоящим художником не назовешь…

– В отличие от тебя, – улыбнулась Наоми.

Кентаро покраснел от смущения и опустил взгляд в пол.

– Пойдем уже, Наоми, – сказал он, быстро допивая чай. – Давай-ка продолжим.

И вот тогда-то это впервые и произошло.

В какой-то момент, когда Кентаро уже наполовину закончил раскрашивать татуировку, глаза его скользнули к Сибуйскому перекрестку, который он давно уже доделал. Он посмотрел на статую пса Хатико, прошелся взглядом по торговым улицам Харадзюку… и тут у него что-то словно щелкнуло в голове. Он вновь глянул на статую…

Кошка исчезла!

Кентаро несколько раз моргнул и помотал головой. Может, он просто чересчур устал? Однако, посмотрев на то же место снова, убедился: кошки там больше не было.

Может, он лишь во сне изобразил ее у девчонки на спине? Ну да, это было самое простое объяснение того, что ее нет. Возможно, ему приснилось, как он вписывает в татуировку маленькую кошку, и во сне это происходило настолько живо, что он решил, будто все на самом деле.