Кошка колдуна

– Тогда купишь себе этой гадости, а мне – зеленого чаю. Держи, – и протянул мне весело позвякивающий кожаный мешочек. – Займись покупками.

– Да… мой господин.

Я тут же отвесила решительный поясной поклон в стиле танцовщиц из ансамбля «Березка», насмешив синьора Висконти до слез. Уже в дверях обернулась и спросила:

– А аршин – это сколько?

Сид гневно воздел очи горе, словно призывая Высшие силы в свидетели этого вопиющего примера женской несамостоятельности.

– У Прохора спросишь, девушшшка! – отрезал Диху.

Любой дракон обзавидовался бы злобности сидова шипения.

Не успела я показать Прошке кошель и свои записи, как нами обоими занялся Андрюха.

– Рядом держитесь, не убегайте вперед. А при расплате, чтобы я по левую руку стоял, – внушал телохранитель нам, своим бестолковым подопечным. – Понятно? Из виду не пропадать!

Под тулупом у Андрея виднелась кольчуга, а на поясе болталась серьезного вида дубинка. И наверняка за отворотом сапога нашелся бы при необходимости нож.

– Разошелся ты, Лютик. Мы ж не дети, тоже понятие имеем.

Прошка с отцовским захребетником спорить не собирался, однако и передо мной не хотелось выглядеть сопливым мальчишкой.

– Давай-ка без лишних разговоров. Тихий дал времени до полудня, а еще мерки снимать, – прогудел Андрюха и многозначительно покосился на меня. Дескать, знаем мы, какие бабы копуши, когда дело до тряпок доходит. Опять же, скорняки тоже люди неторопливые.

Прозвище «Лютик» меня отчего-то веселило. С одной стороны, невысокого плотного Андрея с его пушистой русой бородой впору сравнить с плюшевым мишкой – добрым таким, мягоньким, а с другой стороны – для телохранителя кличка совсем неподходящая.

Но спросить напрямую у молодца я не осмелилась. И зря.

Ибо попервоначалу Андрюхино прозвище было Лютый. В миг смертельной опасности – посреди битвы или при встрече с лихими людьми на большой дороге – безобидный с виду парень впадал в неистовство прямо-таки бесовское. Глаза застила кровавая ярость, из горла рвался рык звериный, и боли Андрюха не чувствовал совершенно. Норги, лучше прочих иноземцев знающие толк в таких делах, говорили, мол, берсеркер он. То ли прапрабабка наблудила с оборотнем-медведем, то ли неупокоенный звериный дух случайно нашел пристанище в теле новгородского мальчишки, но бешенство это водилось за ним с малолетства, и никакие травки не помогали. И куда с таким счастьем деваться, как не в ушкуйники идти? Тогда-то Андрюха во время первого же набега и получил свое прозвание «Лютый Зверь». Но вспоминать о годах лихого молодечества он не любил. Как с трудом на дух переносил все, что связано с нечистью, нелюдью и чародейством, которое чуял собачьим верхним нюхом. Другой пройдет мимо невзрачной старушонки, а Андрей-Лютик сразу видит, что перед ним прирожденная оборотиха, вынюхивающая средь человечьей толпы свежее мясцо на прокорм. Вот и думай, что делать с ней – зашибить на месте или выследить и удавить по-тихому. Обжегшись пару раз на публичном усекновении поганой нечисти, Андрюха предпочитал второй способ. И ни разу не ошибся. Хуже всего становилось новгородцу в дни не всеми позабытых языческих праздников или возле древних капищ, коих в окрестных чащобах видимо-невидимо. Хуже нет, когда все люди как люди – пьют-едят, песни поют или думы думают, а ты, как распоследний дурень, слышишь, как прорастают корнями травы, как текут в земных глубинах воды – живые и мертвые, а выйдя к забору отлить, зришь, как летят куда-то по своим делам алконосты. Пост и молитвы Лютику помогали только отчасти, гася остроту запредельных чувств, но не избавляя от оных.

Знакомый ганзеец Ханс Рюгель говорил, что в Европе человеку с такими способностями цены бы не было. Невелико искушение, коли Андрей прекрасно знал, чем кончится лично для него охота за ведьмами. Костром, разумеется. Однажды насытившись чужой мукой и смертью под завязку, берсерк в нем возьмет верх, и тогда… Оттого и снился иногда новгородцу неведомый город, иноземный, весь застроенный фахверковыми домишками, замощенный камнем. И себя видел – на главной площади, уже привязанного цепями к столбу и с промасленными дровишками под босыми окровавленными ногами. Дамме. Кажется, так назывался городок…