Кошка, которая умела плакать. Книга 1

Нгуу ещё раз глубоко вдохнул исходящий из пузырька запах и блаженно прикрыл большие глаза. Воспользовавшись моментом, Анар резко оторвался от пола и одним стремительным прыжком оказался рядом с ним. Опасаясь забрызгать все вокруг кровью, которая, в его представлении, могла оказаться весьма зловонной, алай схватил нгуу за тонкое горло, собираясь задушить. Но не успел он сжать пальцы, как тот истошно завопил. Звук был таким резким, что Анар чуть было не выронил проклятую тварь.

Аниаллу, мирно спящая тёплым клубком в меховых недрах спального мешка, пробудилась от этого душераздирающего крика. Мысленно выругав себя за непредусмотрительность, она чёрной молнией выскочила из уютной норки и, на ходу приняв двуногий облик, бросилась к Анару.

– Жрецы лишили тебя последнего разума? Отпусти его! – приказала она, оказавшись рядом с оглушённым воплем алаем.

– Но это же нгуу! – возмутился Анар, от удивления забывший, что спорить с тал сианай, пусть и необычайно милостивой, не стоит.

– Сам ты нгуу, вон и уши у тебя тёмные при светлой морде, – по-кошачьи наморщив нос, фыркнула встрёпанная Аниаллу; она каким-то неуловимым движением разжала пальцы Анара и выхватила полузадушенное существо из его рук.

– Какой же это нгуу, – пробормотала сианай, укладывая тщедушное создание на край своего спальника.

Ощупав шею «нгуу» и, видимо, убедившись, что ничего особенно ужасного с ним не произошло, она заметно успокоилась.

– А кто это тогда? – растерянно спросил Анар.

Теперь он смог рассмотреть необычное одеяние «нгуу» – оно состояло из тысяч серебристых рыбёшек, скрепленных между собой совершенно непостижимым образом.

– Это? Это игшааг, господин Ис-аншу-роимри. Он помогает мне с расшифровкой ваших священных текстов. Но пока, – Аниаллу широко зевнула, блеснув длинными клыками, – пока мы не нашли там ничего интересного о Барьере. Только сплошные восхваления в адрес Агира Девятого. О, какой он великий! О, какой он могучий! А одними восхвалениями сыт не будешь, – закончила она, многозначительно взглянув на Анара.

– А я как раз пришёл сказать, что буду рад помочь тебе с Барьером, – выдавил он.

Тал сианай явно ничего другого и не ожидала.

– Вот и чудненько! Я только отнесу его домой и попытаюсь уладить весь этот… инцидент, – сказала она и убежала куда-то во тьму, оставив Анара конфузливо подёргивать ушами.

Вернулась она довольно быстро.

– Мне пришлось отдать ему весь запас невидимых чернил. Так что за тобой должок.

– Служить тал сианай – великая честь, – церемонно поклонился Анар, его разбирал смех.

– Так что слышно про Барьер у вас, в благословенном Руале? – спросила Аниаллу, усевшись на спальном мешке и вооружившись пластиной-самопиской.

– Одни страшные сказки да суеверные россказни жрецов, – фыркнул Анар; скрестив ноги, он завис в паре пальцев от пола. – На мой взгляд, по крайней мере. Я с детства слышу о мерзостях того времени, о том, как ужасен был наш мир. «Ужасен» не в смысле опасен – ведь мы богоизбранная раса и бояться нам нечего – он был богопротивен, отвратителен, грязен. Жрецы называют этот период Великой Засухой, ибо… сейчас… ибо «благодать Аласаис, прежде дождём изливавшаяся на Руал, иссякла, лишь изредка слезами орошая скорбные лица немногих праведников».

Аниаллу притворно всхлипнула.

– Причину этого они видели в том, – продолжал Анар, – что при Агире Восьмом Беспечном, отце Агира Освободителя, наш город наводнили иноверцы. Трудно было найти хоть один дом, не осквернённый присутствием слуги или охранника неалая. Они трудились на наших полях, они заново мостили наши улицы, готовили еду… И всё бы ничего, если бы помимо всевозможной иностранной заразы, они не притащили в Руал заразу духовную – свою гнусную веру. Бесстыдно пользуясь всеми благами, ниспосланными руалцам Аласаис, эти неблагодарные продолжали поклоняться своим гадким божкам. Ходили слухи, что у некоторых в подвалах устроены святилища их идолов, где они глумятся над Аласаис, живьём сдирая шкуру с похищенных храмовых кошек. Более того, поговаривали, что им удавалось вовлечь во всю эту гнусность и некоторых алаев.

Жрецы буквально сходили с ума, они до хрипоты орали о том, что Аласаис уже занесла свою наказующую лапу над городом и неотвратимо близится день, когда кара её падёт на головы богохульников и всех, кто попустил им творить своё зло. Но всё было тщетно, и царь, и сограждане оставались глухи к их мольбам и предостережениям.

В это смутное время на руалский престол взошёл один из наиболее заметных в нашей истории правителей – Агир Девятый. Никто точно не знает, что случилось с его отцом – говорят, Восьмого покарала сама Аласаис. Он исчез, и траура по нему никто не носил. Напротив, сердца всех преданных Аласаис кошек возликовали, а полные надежды взоры устремились на новоиспечённого царя.

В голосе Анара бурлило столько язвительности, что Алу начала всерьёз опасаться, как бы у него не началась изжога.

– Во всех текстах, начиная со второго года его правления, Девятый упоминается не иначе как Агир Анвиритани, что значит «освободитель».