«Ну конечно, теперь всё встало на свои места, – подумал Ирсон. – Можно больше не терзаться выбором. Не гадать, кто прав – Талия или старые, мудрые, степенные жрецы. Искусительница повержена в прах. И там ей и место. Нечего смущать умы!»
От Талии тоже не укрылось выражение лица Инона. Поджав губы, она медленно встала, выпрямилась и глухо спросила:
– А кто же тогда этот «он», который меня защищает?
– Я, – ответил жрец.
– О, как же я не догадалась! Одурманенный ты. Несчастная жертва моего коварства. Только я что-то не заметила, чтобы ты помог мне избавиться от этого, – Талия ткнула пальцем в корку на своём боку, а потом резким движением отодрала её и сунула Энаору: – На, будешь на неё пиво ставить.
Спрятав сувенир в карман, эал обнял пошатнувшуюся Талию за талию и бережно поддержал её под локоть.
– Талия, ты же не думаешь, что «он» – это Веиндор? – прищурился Инон.
– Думаю. То есть я не считаю, что Веиндор помог мне одолеть заразу, но уверена, что эта тварь думает именно так.
Жрец покачал головой, глядя на Талию, как муж на жену-истеричку во время припадка: снисходительно-сочувственно и чуть брезгливо. И тут терпение у ан Камианки лопнуло.
– Знаешь, Инон, на этот раз ты меня достал. Пронял до самых печёнок. Пёс с ним, что ты отказался от меня. В конце концов, я тот ещё подарочек, но того, как легко ты отказался от нашего дела, я никогда забыть не смогу, – глядя в пол, проговорила она. – А это… это значит, что наши пути расходятся.
– Талия, как друг твой, как старший товарищ, я должен был сказать то, чего никто другой не скажет. Я всегда был снисходителен к твоим недостаткам – может быть, потому, что сам был не чужд многих из них, и, оправдывая тебя, оправдывал себя самого. Но сейчас, когда Веиндор явил мне истинную природу наших поступков, вразумить тебя – мой долг! – с прямо-таки отеческой теплотой сказал жрец, шагнув к алайке, но она отшатнулась, ткнувшись лопатками в грудь Энаора. – Это горькая обязанность, но с моей стороны было бы верхом малодушия пренебречь ею.
– Инон, Инон! Мне даже не хочется с тобой спорить. Вот совсем не хочется, – не поднимая глаз, ответила Талия. – Когда меня выпотрошили тагарцы, я и то не чувствовала себя такой опустошённой… Снисходителен к недостаткам… Да я была пай-девочкой, носилась с твоей лиаровой гордостью, как с больным котёнком. Всё. С меня хватит. – Она погладила раненый бок. – Меня интересует только одно. Как именно ты намерен искупать свою долю нашей общей ужасной вины? Будешь биться лбом о Веиндоровы лапы или же займешься угодными Милосердному делами, в частности, поможешь-таки разобраться с этими веиндорохульниками?
– Я ни от чего не отказывался… – проговорил жрец – видимо, он жалел, что дал волю своим чувствам, но было уже поздно.
– Замётано, – отрезала Талия. – Я посплю ещё пару часов, а потом пойду окапывать репейники и плакать. Да! Что там с моими телами? – спросила она лиса.
– Они разложились. Расползлись в кисель! Не завидую тому, кто будет всё это отмывать, – дёрнул носом тот.
– Прекрасно! К моральному ущербу добавился материальный, – всплеснула руками ан Камианка. – О, ещё и дождь начался! Чудесный день! Побольше бы таких.
Талия недаром остановила свой выбор на репейной поляне. Если остальная часть сада пряталась за густой живой изгородью, то здесь зелёный занавес расступался – ан Камианка гордилась своей колючей коллекцией. Меж неряшливых кулис громоздилась причудливая декорация – целый лабиринт из закрученных спиралями грядок. Пройти по нему не оцарапавшись, было бы целым искусством, особенно в сумерках, как сейчас, но Талия не стала подвергать свою жертву подобному испытанию и расположилась на самом краю поляны, в свете садового фонаря.
Прошло почти полтора часа, прежде чем Энаор гаденько хмыкнул:
– Рыбка клюнула. Минут через десять будет у нас.
– Он один? – спросил Ирсон.
– Да. И за ним никто не следит. Насколько я могу судить. Удачи, Талия!
Ан Камианка чуть заметно кивнула в ответ. Она подкармливала пожухший чёрно-белый куст собственной кровью, аккуратно насадив палец на один из его шипов. Стебли репейника – увенчанные ярко-красными цветами, гротескно толстые, с узорчатыми колючими листьями, растущими правильными ярусами, – походили на какие-то чудовищные маяки.
Наконец послышались шаги, и из-за куста боярышника появился заговорщик – коренастый человек лет сорока, одетый в мягкий тёмный костюм и традиционные анлиморские сандалии из скатовой кожи. Узкие глазки и бородка поросячьим хвостиком присутствовали.
– А, это вы, – завидев его, вздохнула Талия. – Пришли позлорадствовать? Ну что ж. Имеете полное право. Такого я не ожидала.
– Что вы, я пришёл поддержать вас, Талия. И выразить вам своё восхищение, – прижав ладони к груди, сказал человек. – Мало кто осмеливается говорить в подобном тоне с этими поклонниками смерти.
– Поверите, я и не думала, что чем-то рискую, – подняла брови Талия. – А тут… слов нет. Наслать на меня заразу! Это какая-то дремучая архаика, дикость какая-то.