Кошка, которая умела плакать. Книга 1

– Да, наверное, поэтому я и «бурчу про скучающих ан Камианок». Мне страшно, Ирсон. Страшно признать, насколько всё это важно для меня. Вот я признаю, прирасту к этому всем сердцем, а потом окажусь неподходящей… или… – она нахмурилась.

– Или? – поторопил Ирсон.

– Или меня попросту сочтут таковой! Этот страх, он… опутывает меня, сковывает – словно меня засунули в тесный мешок. Мне плохо. Душно. Тесно. Он… он мешает мне расти.

– Мешает расти, – многозначительно повторил Ирсон. – Мешает дорасти до того, кем ты хочешь быть?

– Я словно становлюсь каким-то перекорёженным уродцем с кривыми костями… и кривыми мыслями. Я не знаю, как мне выбраться из всего этого.

– Мне кажется, ты уже сделала самый важный шаг к свободе.

– Какой?

– Поймала свой страх за хвост, выволокла его из зарослей хиханек и хаханек и взглянула в его мерзкую морду. Со мной самим недавно случилось то же самое, будешь смеяться, во время разговора с тем самым веиндороненавистником. Я будто нашатыря нюхнул: р-раз – и всё в голове перевернулось!.. Ну да ладно.

– И… что мне делать дальше?

– Разобраться, откуда в действительности берётся твой страх – из того, что ты сама чувствуешь, что не подходишь для этой работы, не дозрела до неё, или… откуда-то ещё. Извне.

Талия серьёзно кивнула.

– Откуда-то ещё… – одними губами сказал Ирсон, ему не нужно было гадать, чтобы понять – откуда.

– Ирсон… раз уж мы развели всю эту бодягу… Скажи мне, я выгляжу нелепо, когда корчу из себя одну из них? Чума чумой, ушки крендельком – и туда же? – выпалила Талия – горячо, без тени кокетства.

– Нет, вовсе нет. Я видел тебя за работой всего один раз. Но, мне кажется, в тот момент ты ничего из себя не корчила. Ты была самой собой. Даже, если можно так выразиться, в большей степени собой, чем сейчас. Ты… ты просто вся светилась – вспомни, даже у твоего надутого индюка Инона наступило временное прояснение рассудка! А я так и вообще залюбовался.

Что-то внутри Ирсона настойчиво шипело – закругляйся. Хватит. Но Талия смотрела на него такими измученными, полными тревоги и благодарности глазами, что он не удержался и добавил:

– А Инон твой… Я не знаю, каким моральным уродом нужно быть, чтобы утверждать обратное, чтобы пытаться отнять у тебя то, что, безусловно, твоё! Плохи дела у Веиндора, если лучшие его жрецы таковы. Прибить его мало… не знаю, как и зачем ты всё это терпишь.

Талия только покачала головой.

– Спасибо Ирсон. Правда спасибо. Я пойду прилягу пока…

Пошатываясь, она забралась на диван и тут же уснула. Ирсон рухнул в кресло. Но не успел он перевести дух, как из соседней комнаты донеслись голоса и в гостиную вплыл Энаор (Ирсон и не заметил, когда эал тактично удалился), а за ним – Инон.

– Что здесь делает эта тварь? – спросил Ирсона жрец, но тот, разумеется, только пожал плечами.

– Эта тварь здесь живёт, – заявил Энаор, по-хозяйски потершись щекой о шкаф. – Скверная новость, да?

– Чрезвычайно.

Отворотив непроницаемо спокойное лицо от Энаора, Инон прошёл в комнату и остановился у изголовья дивана. Он долго смотрел на спящую Талию и когда, наконец, поднял голову, Ирсон с изумлением увидел, что глаза жреца увлажнились. Милосердник выглядел так, будто свалил с плеч непомерный груз. «Может, зря я про него… так? Я ничего не понимаю в людях», – подумал растроганный танай.

– Удалось что-то узнать? – тихо спросил он жреца.

– Что?

– Хоть что-то. Кто это был, откуда он напал. Тебя долго не было, и мы подумали, что ты пытаешься в этом разобраться.

– Разобраться? Нет. Я молился.

– О! Разумеется. Но теперь, когда с ней всё в порядке…

– В порядке? – недоуменно воззрился на Ирсона Инон. – Нет, друг мой, я так не думаю. И с ней, и со мной не всё в порядке. Я так и знал, что рано или поздно это случится. Веиндор испытывал нас! Он не спешил карать заблудших детей своих, он дал нам шанс одуматься. А мы, гордецы, спутали его снисходительность с благосклонностью.

Громкий голос жреца разбудил Талию.

– Кончай причитать, Инон. Это не Веиндор, – поморщилась она, приподнявшись на локте.

– Что?

Трудно было сказать, чему именно удивился Инон – словам Талии или тому, что она вообще в состоянии говорить.

– То. Это кто-то из ваших, из жрецов, – буркнула ан Камианка, спустив ноги с дивана.

– С чего ты взяла? – резко, даже как-то обиженно, спросил Инон.

– Когда всё это случилось, я слышала голос. Женский. Эта тварь удивлялась, возмущалась, что я сопротивляюсь её заразе. «Она не может бороться сама! Это он её защищает! Если уже сейчас она отвоевала себе такую позицию, чего нам ждать в будущем?» – вот что я разобрала.

– Талия, поразившая тебя молния ударила от статуи Веиндора, а никто в Энхиарге не посмеет выдать свои действия за действия Милосердного! Это… это больше, чем предательство, это – верх кощунства. Если ты действительно слышала эти слова, значит, та жрица выполняла волю своего наэй. Тебе придётся с этим смириться. И о многом задуматься, – назидательно сказал Инон и едва не улыбнулся – облегчённо, торжествующе.