Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

Потом вошла в магазин, сделала пару мелких покупок, поднялась на второй этаж и оказалась в комнате отдыха для дам. Там был письменный стол, несколько кресел, телефонная кабина. Она вошла в кабину, опустила монету, набрала номер и стала ждать, ответит ли нужный голос. Голос ответил. Она кивнула удовлетворенно, нажала кнопку и заговорила:

— Это говорит Бланш. Вы поняли меня? Бланш. Я хочу предъявить вам счет. У вас есть время до завтрашнего вечера. Вы должны заплатить по счету на имя Бланш в «Нэшнл кредит» в Лондоне, в отделении Лидбери, сумму, которую прошу вас запомнить.

Она назвала сумму.

— Если эти деньги не будут уплачены, мне придется сообщить в соответствующие инстанции о том, что я видела ночью на двенадцатое. И непременно упомяну о мисс Спрингер. У вас немногим больше двадцати четырех часов.

Повесив трубку, она прошествовала в другую комнату. Туда только что вошла женщина. Возможно, просто покупательница, а может быть, и нет… Но, — с удовольствием подумала мадемуазель Бланш, — ей уже ничего не удастся подслушать…

В отделе готового платья мадемуазель Бланш примерила пару блуз. Но не купила их, а, поблагодарив продавщицу, вышла на улицу. Улыбаясь про себя, направилась к остановке и ближайшим автобусом отбыла в Медоубенк.

Она по-прежнему улыбалась, когда шла вверх по дорожке к зданию школы, очень довольная своей предприимчивостью. Сумма, названная ею, не была чересчур большой. Но самым замечательным было то, что и в будущем можно будет повторять телефонные звонки вроде нынешнего… Да, это может стать постоянным источником дохода, и дохода солидного.

Ее не мучили угрызения совести. И она никоим образом не считала, что обязана сообщить все, что ей известно, в полицию. Эта Спрингер была отвратительной грубиянкой, mal élevée[91], лезла не в свои дела. Ну что ж, она получила по заслугам.

Мадемуазель Бланш остановилась у бассейна, наблюдая, как нырнула Эйлин Рич. Затем на вышку поднялась Энн Шепленд — тоже отличный прыжок. Девочки в бассейне завизжали и захихикали.

Когда прозвенел звонок, мадемуазель Бланш отправилась в свой младший класс. Ученицы были невнимательны и вели себя плохо, но мадемуазель Бланш почти не обращала на это внимания. Скоро, скоро она оставит учительство навсегда.

Она поднялась к себе в комнату, чтобы переодеться к ужину. Краем глаза она заметила, что, вопреки своим: привычкам, бросила пиджак на стул в углу вместо того, чтобы, как обычно, аккуратно повесить его в шкаф.

Стоя перед зеркалом и подавшись вперед, она рассматривала свое лицо, потом напудрилась, подкрасила губы…

Движение за ее спиной было так стремительно, так неуловимо, что застало ее совершенно врасплох. Мадемуазель Бланш только и успела увидеть в зеркале, что пиджак на стуле сполз со спинки и упал на пол, и в то же мгновение над ее головой поднялась рука с туго набитым тяжелым мешочком. Француженка не раз видела эти мешочки с песком внизу под лестницей. Когда мадемуазель Бланш уже раздвинула губы, чтобы завизжать, мешочек резко опустился ей на затылок.

Глава 22 Происшествие в Анатолии

Миссис Апджон сидела на обочине дороги и обозревала глубокое ущелье. Одновременно она то по-французски, то на языке жестов разговаривала с огромной и добродушной турчанкой, которая во всех подробностях, возможных при таких трудностях в общении, рассказывала о своих детях. У нее их девять, восемь из них — мальчики.

— А вы? — Она дружелюбно ткнула миссис Апджон в ребро. — Combien? — garsons? — filles? — combien?[92].

— Une fille[93],— ответила миссис Апджон.

— Et garsons?[94]

Чувствуя, что может низко пасть в глазах турчанки, миссис Апджон в порыве патриотизма решилась на ложь и выпрямила все пять пальцев на правой руке.

— Cinq[95],— произнесла она.

— Cinq garsons? Tres bien![96]

Турчанка одобрительно и удовлетворенно кивнула и добавила, что, будь тут ее двоюродная сестра, которая действительно хорошо говорит по-французски, они бы поняли друг друга куда лучше. После чего поведала о своем последнем выкидыше.

Остальные пассажиры расположились неподалеку, доедая дорожные припасы. Слегка побитый автобус пристроился под нависшей скалой, водитель и еще один мужчина возились с мотором. Миссис Апджон утратила точный счет времени. Из-за наводнения перекрыли две дороги, им пришлось совершать объезд. Анкара представлялась в более или менее обозримом будущем — это все, что знала миссис Апджон.

Она слушала бойкий и бесхитростный рассказ своей новой приятельницы, пытаясь определить, когда нужно восхищенно кивать, а когда сочувственно вздыхать.

И вдруг ее мысли нарушил голос, в высшей степени не соответствующий теперешнему ее окружению.

— Миссис Апджон, я полагаю? — произнес он.

Миссис Апджон подняла глаза. На небольшом расстоянии от нее остановилась машина — мужчина, стоявший сейчас перед миссис Апджон, несомненно вышел из нее. Его лицо, как и его выговор, были абсолютно британскими. И одет он был абсолютно по-британски — в безупречный серый фланелевый костюм.

— Боже праведный! — сказала миссис Апджон. — Доктор Ливингстон![97]