Кошки-мышки

– Благословляю ваше саморазрушение, дети мои, – сказал Уолдо и водрузил на нос очки.

Он проиграл битву и теперь старался достойно отступить. Мне вдруг стало его жаль. Мой гнев испарился. Сейчас, когда Марк успокоил мою тревогу, мне не хотелось наказывать Уолдо. Мы поссорились, излили друг на друга яд своих разочарований, разорвали нашу дружбу, но я не могла в одночасье забыть его доброту и щедрость, все те годы, что мы провели вместе, наши общие суждения и шутки, рождественские праздники и дни рождения, милые мелкие ссоры.

– Уолдо, – позвала я и шагнула к нему.

Рука Марка напряглась, он схватил меня крепче, удержал, и я забыла о своем старом друге, который со шляпой в руке стоял у двери. Я забыла обо всем на свете, беззастенчиво растаяла, мои мысли затуманились, все страхи куда-то исчезли. Я бесстыдно прильнула к Марку. Я не заметила ни как ушел Уолдо, ни как закрылась за ним дверь, и не помнила ничего, что было дальше. В моей душе не осталось места для осторожности, страха перед обманом, и я не помнила о предостережениях. Моя мать говорила, не отдавай себя, а я отдавала себя с сумасшедшим восторгом, дарила себя с такой самозабвенной щедростью, что наверняка он губами, сердцем и всем телом почувствовал, что я принадлежу ему.

Марк отпустил меня так неожиданно, что мне показалось, будто я налетела на стену. Он отпустил меня так, словно хотел меня завоевать, одержал победу и на этом все закончил.

– Марк! – воскликнула я. – Марк!

А он ушел.

Это было три часа назад, три часа и восемнадцать минут. Я все еще сижу на кровати, полураздетая. Ночь стоит сырая, и мое тело, словно росой, покрыто влагой. Такое ощущение, что я отупела и оцепенела; у меня так замерзли руки, что я едва удерживаю карандаш. Но я должна писать, должна продолжить записи, чтобы привести в порядок мысли. Я попыталась вспомнить все до единой сцены, события и слова, которые он мне говорил.

Уолдо предупреждал меня, и Шелби тоже. Марк – сыщик, и этим все сказано. Но если он думает, что я виновна, почему возле дома больше нет охраны? Или он влюбился в меня и решил дать мне возможность сбежать, хотя и считает убийцей? Впрочем, предостережения Уолдо мешали мне подыскивать подходящее объяснение или утешать себя. Мне хотелось думать, что Уолдо предостерегал меня исключительно из ревности к Марку, что он намеренно пытался наделить Марка пороками и слабостями, которые на самом деле присущи ему самому.

В дверь по-прежнему звонят. Уже очень поздно. На улице тихо. Наверное, точно такой же была та ночь, когда Дайан открыла дверь своему убийце.

Часть V

Глава 1

В архиве полицейского управления можно найти полный отчет по делу Лоры Хант. Оформленное по всем правилам дело ничем не отличается от сотен других успешных расследований: отчет лейтенанта Макферсона, дело закрыто двадцать восьмого августа.

Однако самые интересные события так и не попали в официальные документы. Например, в моем отчете о том, что произошло в гостиной Лоры, говорилось следующее:

«В восемь пятнадцать вечера я обнаружил Лайдекера в обществе Лоры Хант в ее квартире. Он говорил какую-то несуразицу, пытаясь доказать, что я замышляю вытянуть из нее добровольное признание вины. Лайдекер оставался там до девяти сорока (примерно), потом ушел. Я послал Беренса и Маззио, которые дежурили у входной двери, проследить за ним, а сам направился к Клодиусу Коэну…»

Скупые строки полицейского отчета невыразительны; думаю, эта история заслуживает, чтобы ее изложили в более приемлемом виде.

Прежде чем продолжить, хочу признаться, что незавершенный рассказ Лайдекера и записи Лоры попали ко мне еще до того, как я написал хотя бы слово. Я попытался передать все события без прикрас, не позволяя своему предвзятому мнению слишком сильно влиять на повествование. И все же ничто человеческое мне не чуждо. Я видел, что написал обо мне Уолдо, и прочитал лестные комментарии Лоры. Конечно, все это оказало на меня определенное влияние.

Я не перестаю думать о том, что могло бы произойти, если бы заместитель комиссара не сыграл со мной злую шутку и не поручил мне расследовать это дело, хотя знал о моих планах провести тот воскресный вечер на трибунах бейсбольного стадиона. Возможно, убийство так никогда бы и не раскрыли. Говорю это без всяких попыток снискать похвалу. Я влюбился в женщину; так случилось, что она ответила мне взаимностью. Это обстоятельство и стало ключом к разгадке.

С самого начала было ясно: Уолдо что-то скрывает. Я не стану утверждать, что подозревал его в любви к Лоре или в убийстве. Тем воскресным утром, когда он гляделся в зеркало и разглагольствовал о своем невинном выражении лица, я понял, что имею дело с психом. Впрочем, меня это не оттолкнуло: он всегда был интересным собеседником. Он честно признался, что любил Лору, однако я решил, что его вполне устраивала роль верного друга.

Нужно было узнать, что он скрывает, хотя я подозревал, что все сведется к игре, в которой любитель чувствует свое превосходство над профессиональным сыщиком. Уолдо мнил себя большим авторитетом по части преступлений.