Кошки-мышки

Мученический вид был не более чем притворством. На самом деле Чарли доставляло удовольствие сознание того, что Беделия беспокоится о его здоровье и даже хранит его порошок в ящике своего прикроватного столика. Это было еще одно доказательство ее любви к нему. Порошок в синих пакетиках оказывал очень эффективное воздействие. Она узнала об этом лекарстве, когда служила компаньонкой у старушки, страдавшей нарушением пищеварения.

– Выпей залпом, тогда не ощутишь неприятного вкуса, – как всегда, сказала она, разводя порошок в воде.

Когда Чарли снял халат, Беделия окинула его восхищенным взглядом.

– Ты такой высокий, – сказала она, и собственный рост показался ему верхом совершенства. – И у тебя такие широкие плечи. У тебя великолепное телосложение. Разве не так всегда говорила твоя мать: «Мой мальчик не красавец, но у него отличное телосложение»?

Чарли не мог в полной мере насладиться лестью, не потревожив праха своих пуританских предков. Дабы задобрить несколько могильных плит на церковном кладбище и бронзовый памятник полковнику Натаниэлю Филбрику, сидящему верхом на бронзовой же лошади в небольшом парке в центре города, он сделал вид, что не разделяет высказанного женой восхищения.

– Я слишком худой, – сказал он. Отдав таким образом дань памяти предкам, он рассмеялся и спросил: – Откуда ты знаешь, что говорила моя мать? Кто тебе рассказал? Эбби?

– Эллен.

– А-а, – протянул Чарли.

– Бедняжка Эллен.

– Почему ты ее жалеешь? – спросил Чарли, забираясь в постель. – Нет ничего постыдного в том, что женщина зарабатывает себе на жизнь.

– Не в этом дело. Я и сама работала. Я не то имела в виду.

– Должен признаться, Эллен меня восхищает. Дела у нее в газете идут прекрасно. На днях я виделся с Кларенсом Грином, и он сказал, что она очень сообразительна.

– Я жалею Эллен, потому что она все еще по уши в тебя влюблена.

Чарли попробовал возразить. Беделия настаивала. Самый облик Эллен говорил о том, что ее сердце разбито.

– Но она замечательная девушка, Чарли. И делает все возможное, чтобы полюбить меня.

Чарли лежал на боку, разглядывая носик жены и забавный изгиб ее щеки. Он чувствовал себя недостойным: его любили и эта мягкая обворожительная женщина, и Эллен, обладающая сильным характером. Что такого он совершил, чтобы заслужить подобную преданность? Казановой он не был. Будь у него рельефное, мускулистое, подтянутое тело, густые темные волосы и обаятельная улыбка, перед которой трудно устоять, возможно, он с бо́льшим самодовольством отнесся бы к обожанию со стороны женщин. Но ему было тридцать три года, он имел пресную невыразительную внешность и уже начал лысеть. Его банальные достоинства были достоинствами человека совсем не романтичного, а такого, к которому до конца жизни могло бы приклеиться прозвище Чарли-конь.

– Как насчет света? – спросил он. – Может, опять попробуем выключить?

Беделия ответила без колебаний:

– Да, дорогой. Думаю, сегодня у нас все получится.

Он протянул руку, и комната погрузилась во тьму. Мгновенно оживились звуки ночи. Казалось, река ускорила свой бег и с оглушительным грохотом помчалась по камням. Протяжно завыл ветер, черный орех стучал в окна голыми, точно кости скелета, ветвями, ходили ходуном ставни, подрагивали подоконники, а сверху доносился такой топот, будто чердак захватило целое крысиное войско.

– Ах, Чарли!

Он крепко обнял жену и прошептал:

– Тебе нечего бояться, Бидди. Я ведь с тобой, милая моя, моя женушка, моя любимая, ты теперь не одна. Я здесь. Никто не причинит тебе зла.

Щека его стала мокрой от ее слез.

– Что тебя пугает? Скажи мне, чего ты боишься?

– Я не знаю, – зарыдала она.

Они прижались друг к другу. Беделия съежилась, чтобы дать ему почувствовать себя большим и сильным, так нужным ей, слабой женщине. С первой брачной ночи он пытался помочь ей преодолеть боязнь темноты, и она старалась столь искренне, что Чарли никогда не журил ее и не смеялся над ее детскими страхами.

Постепенно, однако, ее необоснованный страх передался и ему. Днем он решительно противился этому чувству, но когда она, плача, прижималась к нему в темноте, в голове у него возникали причудливые видения, а плоть холодела под одеялом. При свете дня жена была земным созданием, женщиной, любящей свой дом, прекрасной хозяйкой. Ночью же она превращалась в совсем иное существо, женственное, но зловещее, в человека, лица которого Чарли никогда не видел. Глупо было мужчине с его интеллектом мириться с этими смутными, расплывчатыми фантазиями, и он пытался обосновать страх темноты, который испытывала жена, ее прежней нелегкой жизнью. Судя по обрывочным историям, которые Беделия рассказывала – всегда частями, в виде забавных случаев, – в девичестве на ее долю выпало столько горестей и разочарований, что было бы странно, если бы это не оказало на нее влияния.