Кошки-мышки. Под местным наркозом. Из дневника улитки

Не «Geometria» в образе «Melencolia», унылой красавицы, именуемой также «Зеленой вдовой», а High-Fidelity завоевала плацдарм: горы пластинок гонят прочь тишину. Скоро она откроет коробочку со своими психотропными таблетками или «сядет на иглу». Больна ли она? Утверждаю: она вполне здорова и ведет себя сообразно состоянию всего общества. Поэтому речь не может идти о неврозах. Мой вывод: гравюра Дюрера отражает не маниакально-депрессивный психоз, а реактивную меланхолию в эпоху гуманизма. После того как мысль додумана и наступившая меланхолия вытеснила все мысли, грустный аллегорический ангел с затененным лицом смотрит на мир невидящими глазами. Правда, средневековье все еще ощутимо — Сатурн присутствует, что доказывают животные и минералы, а также связка ключей, — но наличие перспективы и геометрических инструментов свидетельствует о наступлении Нового времени, как его понимали гуманисты той эпохи в своем ученом уединении. Гравюру отличает не графическая смелость, а скорее ювелирная точность. Малая серия гравюр по меди «Страсти Христовы», «Жизнь Марии» и множество рисунков больше говорят о Дюрере-рисовальщике, чем отдельно взятая «Melencolia». Тем не менее анатомическое указание на причину его состояния западает нам в душу. Эта гравюра, выполненная спустя четырнадцать лет после ожидавшегося христианами конца света и за семь лет до проповеди Лютера в Вормсе, значит для нас больше, чем просто явление изобразительного искусства; она — свидетельство переходного времени, длящегося и поныне.

Вот-вот завеса раздвинется. Начнется эпоха великих замыслов и безумного энтузиазма. Коперник и Колумб — время великих открытий, рушащих все устоявшееся. Фуггеры и Томас Мюнцер — социальное, а следовательно, и религиозное напряжение. Покуда лишь едва заметными трещинками наметился раскол. Вера-общество-сознание таят его в себе. Средневековая, обращенная вовнутрь мистика уступает место социальным утопиям. Припадок эпилепсии и приступ неумеренного восторга сближаются и совмещаются. В высшем свете играют в иероглифы. Кружок гуманистов императора Максимилиана: помпезная разочарованность. За жалкие гроши император обретает парадный портал, перегруженный аллегорическими фигурами. А где-то в отдалении — свободно парящий разум, не ощущающий ни трения, ни своих пределов. И хотя ученые впервые в истории мыслят, не вращаясь по кругу и не облекая свои мысли в схоластические завитушки, а целеустремленно и поступательно, одновременно дает о себе знать и застой в прогрессе — новое явление, свойственное Новому времени. У Дюрера именно оно и изображено.

Сдвинутые внутри себя и относительно друг друга фазы. Ушедшее вперед и настигнутое прошлым. Праздно сидящее среди инструментов. Словно геометрия ошиблась в измерениях. Словно новейшее знание после первых робких шагов запуталось в сомнениях. Словно наука отвергла самое себя. Словно красота не имеет значения. Словно лишь мифы остаются жить в веках.

Сатурн, замахивающийся далеко и привыкший господствовать также под именем Кроноса, прекрасно ориентируется и в Новом времени. Его «золотой век» отнюдь не кончился. В компетенцию этого бога входят не только крестьянские поля и посевы, но также числа и геометрия, искусство дистилляции, философия под знаком Козерога и вся земная власть. Поэтому на гравюре изображено не разлитие «черной желчи», а Меланхолия, постигающая свою природу и выросшая из процесса познания.

Среди недвижного покоя согнутая в локте левая рука и подпирающий щеку кулак — поза раздумья после долгих и тщетных усилий. Когда разверзается пустота и в ее бескрайних пространствах слова теряют свой смысл, — голова ищет опору, а рука бессильно сжимается в кулак.

Образ не нов: апостолы и евангелисты, Бог-отец после сотворения мира, Геркулес, завершивший свои труды, равно как Кронос или Сатурн, всегда изображались в такой позе: рука подпирает голову. Но Дюрер выделил напряженную, согнутую в локте руку и сжатый кулак сильнее, чем на всех других, более ранних изображениях, которые он мог видеть. Светлым тоном рука резко контрастирует с традиционно затененным лицом, а взгляд, устремленный в никуда, соответствует бессильно свисающей правой руке, держащей циркуль.

Нет никакой неопределенности в общем настроении рисунка. Столь явно мифологические реликты древности перемешаны здесь с инструментами Нового времени, создавая тот чрезмерный беспорядок, который — как и порядок в чрезмерности — порождает Меланхолию, а точно рассчитанная композиция и тщательно, как в натюрморте, выписанные детали исключают случайность и таинственность рока; у Дюрера это симптомы сомнения в истинности научного знания, сумма которых и называется Меланхолией.

Застой в прогрессе. Колебания и сомнения перед новым шагом. Мысли о мыслях, пока в осадок не выпадет лишь сомнение. Познание, порождающее отвращение. Все это верно и для нашего времени.