Кошки не плачут

— Послушай, кто из нас двоих встречался с вампиром? — не выдержала я. — Твой крошка Лю вряд ли безобиднее какого-то полукровки, тебе не кажется? По крайней мере, мой парень не станет пробовать на вкус мою кровь!

— А что в этом такого? — с вызовом спросила Рэй. — Я же тебе объясняла, это было абсолютно добровольно. Кроме того, ранка быстро затянулась…

— Вот только ты целый день после этого провалялась в постели, бледная, как поганка. Я действительно не понимаю, Рэй — как можно причинить вред человеку, которого любишь? Как можно желать ему боли?

— Ты не понимаешь. Шеба, ты просто не понимаешь. — она вздохнула и расчесала пальцами непослушные короткие вихры. — Рядом с Люцием возникает чувство, что ты был бы безумно счастлив даже принять смерть от его руки.

— Ты в точности повторяешь слова Лолли, — с горечью заметила я. — Это глупо. И это не любовь. Гипноз, внушение, что угодно — но не любовь.

— Откуда ты знаешь? Ты никого не любила.

— Я уйду от Вика, если он будет со мной так обращаться.

— Посмотрим, Шеба. Посмотрим.

Какое-то время мы молча отхлебывали остывшее какао из чашек, потом Рэй, не глядя на меня, хмуро спросила:

— Он что, так хорош?

— Кто?

— Этот Лолли. Что он вообще из себя представляет?

— Тебя это волнует? Не на другую же девушку Люций тебя променял.

— Тем более. Он хорош собой?

— Ему нет и шестнадцати, так что вопрос о внешности отпадает. Закон о совращении несовершеннолетних распространяется и на вампиров.

— Возможно, он только выглядит на шестнадцать, Шеба. Ты же знаешь, как обманчива бывает юность вампира…

— Нет, Рэй. Тут я права. Он сам мне сказал. Он еще ходит в школу, а твой Лю с ним спит!

— Он больше не мой. И с кем ему спать, решать не тебе.

— Правильно. Ты ведь тоже несовершеннолетняя.

— Была ею еще пару дней назад. В Нью-Эдеме совершеннолетием считается достижение восемнадцати лет, а не двадцати одного года, ты забыла?

Черт возьми, я и правда забыла. Нью-Эдем — город-государство, которым управляют человек и вампир, контролируемые Городским Советом. Многие законы здесь трактуются слишком вольно. Взять ту же Пустошь: сколько скандалов было вокруг этого решения! Держать оборотней практически у себя под боком, за городской стеной! В остальных странах вервольфов вылавливали и вывозили на отдаленные, тщательно охраняемые острова. Жить там можно было. Точнее, существовать. Зато не страдали невинные граждане. На мой взгляд, подход жестокий, но разумный и более чем оправданный. Куда большей жестокостью было выселить оборотней Нью-Эдема за Стену, в безжизненную Пустошь, отгородив их от внешнего мира лазерными сетками и заборами, к которым подавался ток убийственного напряжения, и периодически устраивать их отстрел. Забава для любителей острых ощущений и экзальтированной молодежи. Тьфу! И мало кто помнил — или хотел помнить — о том, что монстрами эти изгои становились только ночью. Днем они по-прежнему были людьми — с такими же точно чувствами, мыслями, желаниями. Кошмар.

Но больше всего мне не нравился закон, допускавший свободу передвижения вампиров по территории Города Смертных. Да, ворота открывались лишь в дневное время, когда две трети упырей смотрели свои кровавые сны, но оставшаяся треть беспрепятственно гуляла по нашим улицам! Впрочем, при желании они могли делать это и ночью, и подловить их было почти невозможно. Убийства продолжались — только на законных основаниях. И все старательно делали вид, что ничего не происходит.

— Так каков он с виду? — не отставала Рэй. Она что, мазохистка? Что ж, если ей нравится расковыривать кровоточащую рану, это не мое дело. Надоело учить людей уму-разуму.

— Он довольно мил, если тебе интересно.

— Мил? Хочешь сказать, он симпатичный?

— Даже очень. Я бы сказала — очаровательный. Большие синие глаза, невинное личико. Стройняшка-милашка. Теперь ты довольна?

Губы ее скривились, но в глазах загорелся гнев. Такой она мне больше нравилась. Уж лучше злость, чем боль.

— Красивее меня?

Я против воли расхохоталась.

— О чем ты? Как можно сравнивать парня с девушкой? Он хорош, и ты хороша, но вы разные, совсем разные, Рэй! Кроме того… Люцию явно не одна сотня лет, а ты все еще наивно веришь, что он способен на вечную любовь? Он не может быть с кем-то слишком долго. Особенно — со смертной.

— Ты права, я знаю. Я веду себя глупо. Но я так надеялась… так верила, что…

Она замолчала, спрятав лицо в ладонях. Мне хотелось протянуть руку и погладить ее по плечу, но я удержалась — Рэй все-таки была крепким орешком и не любила, когда ее жалели. Даже близкие люди.

— Ладно, — сказала она, отнимая ладони от лица и глядя на меня странно сухими, ничего не выражавшими глазами, — хватит ныть. Сегодня мы обе прогуляли пары. Надо срочно наверстывать упущенное, или нас пинками погонят из Университета.

— Ну, тебе это вряд ли грозит, а вот мне… У некоторых преподавателей давно пятки чешутся навешать мне пинков.

Рэй фыркнула.

— Сильно сомневаюсь, что кто-то на это отважится.

* * *