Кошки смотрят свысока

Аля скинула пляжную тунику и в полузакрытом купальнике, широкие полосы которого выгодно подчеркивали изгибы, не спеша отправилась в море, позволяя мужчинам полюбоваться ее фигурой и грацией. Вода была холодной. Яницкая знала, что тело адаптируется, нужно только окунуться. Она, пытаясь согреться, обняла себя за плечи, набрала воздуха в легкие, быстро села по плечи в воду и поднялась. Ледяная вода обожгла кожу. Жаркий воздух вдруг стал прохладным. Аля окунулась снова. Теперь ей не казалось, что она нырнула в прорубь. В третий раз вода была уже терпимой, лишь немного прохладной, и Альбина поплыла. Совсем не так, как полагалось по канонам правильного плаванья, но вполне уверенно. Проплыв еще немного вперед, она поплыла назад. В море уже можно было плавать, но еще нельзя купаться. Худощавый, подтянутый Тин заходил в воду. К загорающим присоединилась Женя. Она раздевалась под зонтом-навесом.

Аля вышла из воды, откидывая назад намокшие пряди волос. Темный взгляд Добермана цепко держался за ее фигуру, и Яницкая отвела глаза, позволяя ему полюбоваться возможным трофеем. Она прошла к своему лежаку, надела шляпу и темные очки, в которых было удобнее наблюдать за жертвой. Забытое на время ее купания бедро вновь привлекло внимание Добермана.

Женя, как и Аля, быстро окунулась и, накинув длинную тунику, сбежала на дальнюю часть пляжа, к скалам. Тин же плавал довольно долго, рассекая воду выверенными, артистичными гребками. Красиво плыл. Хотя Алю больше интересовало бедро Алексея.

Когда Валентин вышел, у нее уже созрел план.

— А у вас  с собой случайно воды нет?  — жалобно спросила она у менеджера.

— Случайно нет, — признался тот. — И специально я не взял. О тебе задумался и не взял.

Аля тоскливо посмотрела в сторону дорожки-тропинки к базе и потянулась за туникой.

— Я схожу, — остановил ее Тин, натягивая шорты и рубашку. — Не беспокойся. А что ты будешь?

Аля даже не заметила, в какой момент времени они перешил на «ты». Возможно, только что. В качестве оплаты за подвиг джентльмена.

— Сок. Апельсиновый, если можно, — Аля улыбнулась стеснительной улыбкой. — Я заплачу́.

Валентин скривился недовольно.

— На бутылочку сока понравившейся девушке я зарабатываю, — бросил он на ходу за спину.

Да и молодец.

Аля подождала несколько минут, пока Тин уйдет достаточно далеко, поднялась с лежака и подошла к Доберману. Тот предсказуемо не поднял на нее взгляд, приклеенный к горизонту, и Яницкая села рядом на песок со стороны больной ноги.

Алексей даже не повернул голову в ее сторону. Он увлеченно наблюдал за сварой чаек.

— Сильно беспокоит? — спросила Аля, коснувшись бедра согнутой в колене ноги.

Яницкая сняла темные очки. Вблизи было заметно, что рубцы еще довольно свежие, розоватые. Те, которые виднелись из-под границы шорт, терялись выше.

— Вам делать нечего? — повернул к ней голову Доберман. — Скучно стало?

Взгляд его прищуренных глаз был жестким. Губы поджаты. Алексей Николаевич изволили выражать неодобрение. Черная точка зрачка, казалось, пронзала мозг лазером до самой подкорки. Сердце тревожно застучало. Пальцы похолодели. Но она не могла отвести взгляд. Где-то там, в глубине его дымчатых глаз, на самом их дне, плескалась боль. И от нее судорогой сводило за грудиной.

— Мне очень интересно, — возразила Аля, не разрывая зрительного контакта, который, словно канат, удерживал их вместе. — Интересно, как вы себя чувствуете. Не нужна ли вам помощь врача?

Ее пальцы скользнули по бедру, сдвигая ткань. Кожа под ними была неровной. Если так можно назвать изъезженный гусеницами танкодром.

Алексей перевел взгляд на ее кисть, обнажавшую бедро. Аля тоже опустила. И тихо ужаснулась. Два толстых багровых келоидных рубца, извитых, как гюрза на марше, возвышались на бледно-розовыми отрицательными формами рельефа. Месиво. Просто месиво. Альбина подняла взгляд.

«Ну и? — было написано на лице Алексея с размашистым росчерком ухмылки. — Страшно?»

Яницкая скользнула ладонью с растопыренными пальцами на заднюю поверхность бедра. Черты лица Добермана заострились, а о взгляд и вовсе можно было порезаться. Пальцы затерялись в мохнатой поросли, спускаясь все ниже (топографически) или поднимаясь выше (анатомически), пока не наткнулись на относительно небольшой гладкий участок нормотрофического рубца. Аля обвела его по контуру.

— Это же разрывная пуля, да? — уточнила она. — Это входное отверстие?

— Вам не говорили, что вот так вот лапать посторонних мужчин не совсем прилично? — спросил он в ответ, глядя на ее губы.

— Вы не посторонний мужчина, вы пациент, — сглотнув, чтобы смочить внезапно пересохшее горло, возразила Аля. — И я вас осматриваю.

— Ощупываете.

— Провожу пальпацию.

— Гладите.

— Не мешайте доктору! — не удержалась от улыбки Альбина.

— Упаси боже меня от таких врачей, — возразил Доберман, не отрывая глаз.

— Я хороший врач! — обиделась Яницкая.

— А женщина — лучше, — буркнул он под нос.

— Что? — не поняла Аля.

— Говорю, врачи у меня были мужчины, — не смущаясь, поправился Доберман. — Они по-другому обычно «пальпировали».