КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ

Даже в тылу было небезопасно. Риск был везде, в любом месте. Посему если ты хотел выжить, то не тратил время на всякие там нравственные переживания. Ты крестился и палил во всё и вся, что могло угрожать твоему будущему, не важно, была ли эта опасность настоящая или мнимая. Враг был повсюду, и он был невидим. Сталкиваясь с необходимостью принимать моментальные решения, простой солдат должен был делать нелёгкий выбор, а он был всего лишь обычным американцем. Война во Вьетнаме не предлагала настоящего выбора тем, кто хотел остаться в живых. Сначала ты стрелял -задавал вопросы потом. Закон джунглей гласил : если мертвец был вьетнамцем, значит, блин, это был партизан, и список уничтоженных врагов увеличивался ещё на одного.

Раскаяние, ночные кошмары и навязчивые воспоминания появлялись позже. Это говорила совесть – совесть, которой мы затыкали рот и запихивали куда подальше, потому что только так мы могли выдержать, сделать всё, что нужно, и вернуться через год домой.

Однако Вьетнам такая страна, в которой мораль давно выпала из национального сознания. Здесь спуск в преисподнюю, падение на самое дно, кафкианские превращения великоамериканских парней в хладнокровных убийц происходили быстро и легко. В войне, которая учит презирать человеческую жизнь, которая освобождает смертоносные инстинкты и они застывают на кончике штыка, в такой войне отсечение человеческих ушей, языков и пенисов становится таким же привычным делом, как чистка окуней или свежевание мула где-нибудь на родине.

Так что удивляться нечему: война сама по себе была безумием, и люди на ней теряли свои нравственные ориентиры, и мораль стала бессмысленным звуком. Многие ребята уже не мыслили в категориях "плохое – хорошее", и наблюдать моменты абсолютной свободы было очень страшно…

В том и заключается парадокс свободы : если её слишком много, она сразу надевает маску дьявола и становится своим антиподом – анархией. И чем сильнее мы лелеем свободу, тем быстрее забываем, что у неё есть обратная сторона, другие параметры, что абсолютная свобода, в которой нет ни законов, ни правил, ни границ, ни питающей культуры, может ввергнуть человечество в экзистенциальную тюрьму разума, из которой нет иного выхода кроме смерти. В сём мире нет ответственности за личность, и вселенной не достаёт существенного смысла.

Во вьетнамском аду кто-то нашёл смысл жизни в войне, кто-то его потерял.

Солдаты спрашивали, почему суждено было выжить им, а не товарищу. Вопрос риторический. Может быть, теологический. Но ответ нужно было найти свой собственный. Жребий. Судьба. Вера. Или сотни других понятий. В какие-то моменты трудно найти смысл в жизни. И война – как раз такой момент.

Если везло, солдатам удавалось познать свои добродетели и сильные стороны, равно как слабости и недостатки. Они постигали человеческий характер.

Они познавали, как хрупок рассудок и уязвимо тело, какими ошибочными могут быть решения командиров и насколько люди бывают беззащитны в любое время дня и ночи. Война – это микрокосм жизни. Но лишь смерть придавала этому микрокосму какое-то значение.

Смерть то мягко заигрывала и двигалась бесшумно среди леса, как бенгальский тигр, то хватала грубо, когда на разбитых ногах ты хромал по минному полю с мертвецом в 180 фунтов веса на спине.

Она то очаровывала, а то вдруг внушала отвращение. В какие-то дни война воодушевляла. В другие на неё нельзя было найти в себе ни капли сил.

Жизнь в боевом подразделении проходила быстро и тяжело. Ты взрослел за считанные дни, старился за недели и навсегда терял часть себя в какие-то месяцы.

Вот что с нами было…

Всё случилось именно так.

ГЛАВА 28. "ОГОНЬ С НЕБЕС".

"Небо раскинулось ясно и спокойно, звёзды блестели, как бриллианты на кусочке чёрного бархата, и в мире, казалось, всё было в порядке. Я обратил внимание, что ковш Большой Медведица перевёрнут вверх дном, не так, как я привык, и что расположение всех остальных созвездий совершенно другое. Было ощущение, что в небе над "Железным Треугольником" светило гораздо больше звёзд и что они крупнее и сияли ярче, уходя в бесконечность прямо перед моим взором.

Я пожалел, что со мною рядом нет девушки. Мы взялись бы за руки, и пошли бы гулять, и я подарил бы ей Луну, и Солнце, и сердце, и показал бы ей своё любимое место, откуда я смотрю на звёзды, и я повалил бы её в темноте, и мы вместе слушали бы сверчков и другие мирные звуки ночи…"

Улетел санитарный вертолёт, за ним тут же приземлился другой. Это был сам командир дивизии – генерал-майор Улисс С. Шаллер 2-ой. Он выпрыгнул из вертушки прежде, чем она коснулась земли, и заговорил с капитаном Ленцем, потом пошёл по периметру, перекидываясь парой фраз с каждым солдатом роты – как обычно делают все генералы.

Закапал мелкий дождик, стало немного прохладней, но солдаты были злы и расстроены. Шаллер заглянул, чтобы рассказать своим ребятам, что он гордится ими и что он знает, как трудно воевать в такой войне.