КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ

– Да, прости, но это на самом деле смешно…

– Ну так вот : это ты виноват в нашей ссоре!

– Я? – сказал я, давясь от смеха.

– Я не даю ему пить пиво, а ты что сделал? Приехал с целым ящиком…

– Мне кажется, пить или нет – решать самому Билли, не тебе.

– Ах так, тогда можешь выкатываться прямо сейчас!

– Дженни, закрой рот, а то я тебе его заткну, – рявкнул Билли.

– Убирайтесь из моего дома…и забирайте этого паршивого пса!

– Да собака-то здесь причём, Господи? – спросил я.

– ЗАТКНИСЬ, ДЖЕННИ, СМОТРИ – ВРЕЖУ!

Билли повернулся к нам.

– Вы остаётесь. Это мой дом, а вы – мои гости.

Грызня не унималась. Дженни орала на Билли, Билли орал на Дженни. Он сгрёб её в охапку и утащил в спальню.

Там перепалка продолжилась, и опять Дженни с ребёнком на руках вылетела из спальни и побежала к машине, и только красное платье плескалось по ветру.

Она остановилась посреди лестницы и крикнула : "Брэд! Если ты до завтра не уедешь, я вызову полицию!"

– Давай-давай, – кричал Джимми из окна гостиной, – вали к мамочке и оставайся там, тупая дура!

Дженни вскочила в машину – и покрышки задымили по асфальту.

Наконец, всё улеглось, и мы вернулись в постель. Утром Билли и я поднялись спозаранку. Ночью Дженни всё-таки остыла и тихонько вернулась в дом.

Ближе к обеду мы с Билли отправились на море порыбачить, женщины остались поболтать. Клёва, правда, не было.

– Она у тебя в самом деле дикая кошка, Билли, – сказал я, бросая наживку в воду.

– Да уж, иногда я еле держусь. Не знаю, насколько меня хватит. Я на пределе, Брэд. Больше я не вынесу.

Мы вернулись перед ужином, и как только Дженни учуяла от Билли запах пива, ссора вспыхнула с новой силой. Мы всего-то по три банки выпила на рыбалке. Не знаю, почему она решила, что может контролировать Билли. Её саму надо было контролировать. Она орала на него, нас костерила на чём свет стоит, в конце концов, заявила, чтоб я убирался, пока не разрушил ей семью.

Я рассмеялся. Мне показалось, её семейная жизнь шла наперекосяк задолго до моего приезда.

Дженни с ребёнком опять уехала к матери – отдышаться перед третьим раундом.

На следующее утро мы с Мэрилу поднялись ни свет ни заря : мы решили уехать пораньше, не ждать, пока Дженни вернётся и поднимет дым столбом. Я попрощался с Билли, поблагодарил за гостеприимство, не подозревая, что мы видимся в последний раз.

Мы вели машину по очереди и приехали в Баррингтон на одних бензиновых парах с 10 центами на двоих. Как хорошо было вернуться в родной город свободным от армии и – самое главное – снова быть вместе с Тиной.

Я очень по ней соскучился.

5-го июня в Лос-Анджелесе в гостинице "Амбассадор" был убит Бобби Кеннеди. И страна как никогда была разорвана на части войной во Вьетнаме.

Менялись времена, менялась наша жизнь…

ГЛАВА 44. "БЕЛАЯ ГОРЯЧКА".

"Теперь у меня были постоянные видения. Я не мог отличить реальность от глюков, от страшных кошмаров, мучивших меня во время ступора. Если на пути к винному магазину мне слепили глаза огни фар, то я, ошалев от ужаса, бросался прятаться за дерево, за куст, за пожарный гидрант. Фары приближались, и автомобиль превращался в огромного жука с горящими глазами-лазерами. Он вставал на дыбы – "на два колеса" – и двигался всё вперёд и вперёд, сопя, урча и петляя : он искал меня, чтобы раздавить.

Дни проходили за днями, болезнь прогрессировала, я слабел. И вот я не смог выйти из дома за бутылкой. Я попробовал заказать алкоголь по телефону, но не устоял на ногах, чтобы сделать звонок. Хотел выписать чек и не смог вывести на нём своё имя. И я заплакал и плакал, пока не забылся сном. Через несколько часов наступило похмелье, и я бился в белой горячке в кухне на полу, корчась и ползая в собственной моче и экскрементах, блюя кровью и желчью. Я видел то, чего на самом деле не было. Змеи извивались на моей шее. Красные чёртики кололи мне вилами ягодицы. Кухонные окна расплывались в огромные злые глаза. У гаража меня ждал человек в военной шинели и пистолетов в руках, с фетровой шляпой на голове, как у Сэма Спейда*. Потом мне померещился Вьетнам. Я палил из М-16, но азиаты пристреляли окна, окружили дом и уже выбивали дверь, чтобы добраться до меня.

Каким-то образом мне, невменяемому от страха, удалось добраться наверх, в детскую, и спрятаться под кроваткой Криса, прижав к себе плюшевого мишку. Я не воспринимал действительность совершенно. Я пускал слюни, орал благим матом, бился в истерике на полу от несуществующих видений и молил о помощи Господа и милосердную Матерь Божью…"

Плохие настали времена. Я ехал домой и думал, что с армией покончено, что она осталась где-то позади, в зеркальце заднего вида, но так же как у других парней, вернувшихся из Нама, и у меня были проблемы с работой. Работодатели не очень-то спешили нанимать ветеранов. Нас считали обдолбанными травкой и алкоголем отмороженными психопатами-садистами. Газеты и журналы называли нас поколением-призраком. Глубоко разуверившимся. Подавленным. Легко проливающим кровь. Легко расстающимся с жизнью.

Кое-кто из нас действительно был такой…