Кошмар: моментальные снимки

У Мэрилу своих проблем было не меньше, чем у меня, если не больше. Когда я пил, ей было проще. Если что-то случалось, она всегда могла ткнуть в меня осуждающим перстом. Что и делала частенько…

— Больной алкоголик! Это всё потому, что ты пьёшь!

Но теперь я не пил. А проблемы остались. И я задавал себе вопрос: «Что же не так в этой картине?»

Нам обоим было тяжело признать, что мой алкоголизм просто скрывал проблемы, которые были у каждого из нас и с которыми мы пытались справиться в браке. Теперь разница заключалась в том, что пропал предлог указывать на меня пальцем и говорить: «Это твоя вина…»

Такая вот забава с обвинениями. Пока играешь в эту игру, ты таишь обиды и брак твой торчит в хреновом месте. Но, может быть, в этом и заключалась привлекательность для нас обоих. Люди с проблемами притягивают других людей с проблемами. Тогда у них появляется ещё больше проблем, решать которые никто не собирается.

После того как я начал претворять в жизнь свою программу, Мэрилу так расслабилась, что у неё случился собственный нервный срыв. Она его заработала, живя со мной. Он проявился в попытке зарезать меня сонного среди ночи.

В два часа ночи, задумав недоброе, она выскользнула на кухню, нашла нож, проверила его остроту на палец и на цыпочках вернулась в спальню.

Прошло всего полтора месяца после выписки из реабилитационного центра. С моей стороны повода не было, если не считать собрание в АА в тот вечер: ей пришлось остаться дома с детьми одной. Боюсь, я не оправдывал её представлений о хорошем муже. Но я и не должен был соответствовать её представлениям. Не для этого я родился. Не для этого жил.

Я проснулся от толчка, когда она спрыгнула с постели, но глаз не открывал. Через минуту я приоткрыл глаз и заметил тень в дверях спальни. Это была Мэрилу в ночной прозрачной сорочке и с длинным ножом, занесённым над головой: лезвие слабо поблёскивало в лучах лунного света, льющего в окно.

Когда я увидел, как она крадётся ко мне, думая, что я сплю, я понял, что она не шутит. Это не было обычной ссорой. Я успел скатиться с кровати, она воткнула нож в матрас. Сорвав матрас, я прижал им Мэрилу к стене и вырвал нож из рук.

— ЧТО, БЛИН, С ТОБОЙ СЛУЧИЛОСЬ? ЧЕГО ЭТО ТЕБЕ ВЗДУМАЛОСЬ МЕНЯ РЕЗАТЬ? — закричал я.

— Не знаю, — заплакала она, — я не знаю, о Господи, не знаю…

— Что происходит? Что с тобой?

— Ничего…

— Мэрилу, что-то не так. Нормальные люди так не поступают. Ты пыталась зарезать своего мужа, понимаешь?

— Понимаю…

— Ты больна, тебе надо лечиться. Это серьёзно…

— Со мной всё в порядке. Ничего мне не нужно… — воскликнула она.

— Мэрилу, если не лечиться сейчас, можно загреметь в Элджинскую больницу, в палату для придурков!

Она забилась в истерике.

За восемь месяцев с начала посещения АА таких срывов было шесть. Иногда она думала, что я сплю. Иногда это случалось прямо в гостиной. Каждый раз, к счастью, мне удавалось её обезвредить. Пять раз она хваталась за нож и один раз — за топор. Чудесным образом никто из нас не был ранен.

Никому не смел рассказать я о том, что происходит у меня дома. Я был алкоголиком. Если б я стал рассказывать об этом на работе, коллеги решили бы, что я продолжаю пить и расписываю перед ними одну из своих навязчивых идей, а именно желание умереть.

Поэтому я научился справляться с состоянием Мэрилу, научился спать вполглаза, всегда начеку, всегда готовый к змеиному нападению, как во Вьетнаме.

По ночам Мэрилу вставала с постели и бродила по дому, незаметная как кошка, а я лежал в готовности номер один, гадая, перережут ли мне этой ночью глотку и усну ли я вечным сном. Я боялся, что она убьёт кого-нибудь из детей и свалит вину на меня. Так она могла бы отомстить мне — ранив или убив того, кто был мне дорог, например, собаку.

Мэрилу было 22 года. Я подозревал, что у неё приступы параноидальной шизофрении. Я умолял её обратиться к врачам, пока она не убила и не покалечила кого-нибудь, но она твердила: «Приступы исчезнут сразу, как только ты станешь обращаться со мною так, как я хочу».

Это стало похоже на жизнь с живой бомбой. Я дрожал за свою шкуру. Особенно меня сводила с ума мысль о том, что могло случиться с детьми.

Однажды она загнала меня в угол. Я был ни в чём не виноват. Просто она взяла нож и подступила ко мне. Но не нож пугал меня. Я был быстрее и сильнее и мог вырвать его, если б хотел. Меня пугал лёд в её крови, её застывшие глаза. Как у змеи, её глаза были чуть прикрыты, из них глядело зло, словно сам чёрт засел там. Зелёные, сверкающие глаза зверя — холодные, страшные, в жизни таких не видел. Поразительно. В какой-то момент она — Мэрилу. В следующий — дьявол. Абсолютно невероятная физическая трансформация.

— Я вырежу твоё сердце и спляшу на нём, Брекк, — сухо сказала она, без намёка на эмоции, не мигая. Она глядела на меня, прожигая во мне дырки змеиным взглядом и держа нож уверенными руками в двух футах от моего живота.