От плеча его, над сердцем шло три столбца кровавых иероглифов, совсем не знакомых мне. Они мерцали, словно что—то вырезало их изнутри.
Брат согнулся и застонал. По шее за спину его уходил новый ряд кровавых иероглифов.
Я испуганно потянулся к нему. Он завалился на бок. Рукав задравшийся обнажил выступающие изнутри кровавые иероглифы, от запястья шедшие к локтю.
— Держи гуцинь! — он ухватился за мой сапог. — Держи его!
Я запоздало вспомнил, что нечто похожее случилось с нами незадолго до того, как посланцы Императора пришли. Это могло быть их атакующим колдовством? Или это след рассыпающейся ци родового храма? Это… отблеск нашей погибели?..
— Держи… — Вэй Мин закашлялся, словно его душили. — Держи гуцинь!
Остаток ночи я просидел, плача, возле него. Лишь ненадолго сбежал, чтоб принести воды.
Я боялся позвать на помощь слугу из—за этих непонятных иероглифов, то проступавших в разных местах, то исчезавших бесследно. Я боялся из—за этого послать Яо Чуана за здешним лекарем. Да и могло ли быть ведомо земному лекарю что—то о болезнях богов? Да еще и пожары, смута эта в городе… сейчас, когда столько случилось, когда люди измучены ночью бессонной и напуганы, им говорить, что у кого—то проступают неясные знаки на теле и он терзается, словно умрет… если они назовут нас злобными колдунами или демонами, если набросятся всем городом, то вдруг я не успею брата отсюда унести? Даже в драконьем облике могу не успеть.
И я сидел возле него. Я видел, как он метается. Видел его слезы. Он иногда будто замечал меня, пытался нащупать мою руку — я торопливо трогал его горячие и мокрые пальцы — и, ухватившись, отчаянно молил:
— Держи гуцинь! Держи гуцинь!
Уже на заре, уставший, я запоздало подумал, что в гуцине повесившегося хозяина могло быть заключено злое древнее колдовство. Быть может, оно жену и его сгубило? И потому с тех пор в доме этом никто не живет? Ведь очень мощную злую ауру и ци даже люди способны почувствовать: страх начинают испытывать, хотят обойти стороной.
Вскочив, я рванулся к столику, на котором лежал инструмент жуткий, подальше его оттащил.
Быть может, брат отгадку мне дать пытался, но у самого избавиться от инструмента не хватило сил?
Я занес гуцинь над головой, размахнулся…
Вскочив, наследник дома Зеленых глициний упал на колени к моим ногам, обхватил их.
— Нет! — отчаянно прокричал он. — Не трогай! Не разбивай его!
— Но он проклят! — я поднял жуткий инструмент повыше, чтоб он не мог дотянуться до него.
— Это я проклят! — расплакался Вэй Мин. — Я проклят, что ничего не спросил у него! Но этот гуцинь — это последнее, что… — взгляд прояснился его.
И уже драконье тело метнулось мимо меня, цапнуло гуцинь и, прижав к животу, с грохотом вылетело во двор.
Обезумел?!
Я рванулся за ним.
Свиток 6 — Смех учителя — 2
Вэй Мин сидел на траве у колодца, гуцинь прижимая к себе.
Но, стоило послышаться легким шагам Яо Чуана — парнишке удавалось ходить как—то по—особому, не так мощно касаясь земли, как другие юноши его возраста — как хвостатой зверюгой рванулся обратно, унеся с собою гуцинь. Иллюзией поспешно стену прикрыл, будто целая. Я едва успел хвостом сметнуть все щепки настоящей стены разрушенной и снова обернуться обратно в человека. Надеюсь, из—за забора никто не увидел?
Яо Чуан, бледный, лохматый, весь в пыли, как будто из метели вышел, нес чан с грязною водою и тряпку. Говорить ему или не говорить, что нездоровится старшему господину? Эх, так просто и не объяснить…
— Что поесть? — спросил у него.
Голос получился резким. Яо Чуан неожиданно выронил таз. Пришлось убавить тон. Брату нездоровится, слуга здоровый мог бы ему помочь. Да и вообще, не нравится мне запугивать людей, которые ничего храму не сделали.
За братом проследил до завтрака, он хоть толком не спал, но смотрел уже осмысленно и спину держал ровно, расправив плечи. Как будто император этой земли. Что ж, если гордость наследника снова при нем, то он уж как—нибудь без меня до вечера дотянет. Или я смогу довершить дела до полудня. Расследование не может подождать.
Чиновничью управу найти было не сложно. Сложнее было прорваться сквозь заслон оборванных, обожженных, покрытых копотью горожан, что сидели и лежали у ворот, умоляя о снисхождении местных чиновников и помощи. Они так вцепились в мои ноги, когда я к воротам пошел, словно хотели меня на куски порвать. Бледные, усталые. Ну да, ночь у многих была тяжелая.
Я прогулялся в ближайшую лавку, обменяв слиток серебряный и слиток из золота на большой мешок мелочи. С трудом его донес до ворот. Там, когда люди голодными тиграми опять ко мне обернулись, руками разорвал мешок и дождем монеты темные посыпались к моим ногам. Люди замерли потрясенно. Стражи у ворот тоже ко мне повернулись.
— Мне надо пройти в чиновничью управу, — сказал я твердо.
— А это? — спросил старик с рукою обожженной аж до локтя.
— А это… — я улыбнулся. — Это вам.