Кошмар в мини-юбке

— Погоди, Мирон, — сказал он, внимательно меня рассматривая. — Эта подходит лучше, чем та, что была.

Амбал опустил руки, пригляделся.

— Точно, блондинка, волнистые волосы, большие сиськи. Но Муса сказал, чтоб ей было от шестнадцати до семнадцати, слышь, хохол?

— Тебе сколько лет? — спросил тот, которого амбал назвал хохлом.

— Семнадцать, — скромно ответила я, потупив взор.

— Гонишь? — спросил амбал, но как-то неуверенно. Хохол махнул рукой.

— Да хрен с ней. Этих шлюх не разберешь, намажутся. Отвезем Мусе, пусть ему поет про семнадцать лет. Не мотаться же нам всю ночь по точкам. — Он повернулся к водителю и коротко распорядился: — Давай на хату.

— Я ее обшмонаю, — сообщил Мирон подельникам. Обнаруженный в сумке кистень амбал передал Хохлу.

— Это для защиты, — пояснила я. Хохол хмыкнул и убрал кистень в «бардачок».

— А это на хрена? — поинтересовался Мирон, демонстрируя инсулиновый шприц, обнаруженный под подкладкой моего жакета.

— Мне подбросили, — ответила я.

Шприц полетел в окно.

От осмотра моей груди у Мирона в три ручья потекли слюни.

— Может, тормознем да пустим ее по кругу? — предложил он, пожирая меня глазами. — Пока мы доедем, Муса опять оббухается и не вспомнит потом, была у него баба или нет.

Так они и порешили. Видно, Мусаев сильно потерял в авторитете, раз даже свои люди позволяли себе такое.

— Вон, заезжай туда, между гаражей, — приказал Хохол водителю. — Давай, живо раздевайся, — бросил он мне.

В мои планы обслуживание своры Мусаева не входило, поэтому, стараясь избежать неприятностей, я сказала:

— Я на групповуху не подписывалась.

— Тебя кто спрашивает? — рыкнул Мирон. Совместными усилиями они объяснили мне, что я должна быть счастлива бесплатно доставить им удовольствие, так как их хозяин владеет всеми точками с девочками и каждая проститутка обязана ему и его людям по гроб жизни.

Уродовать бандюков мне сильно не хотелось. Это нарушало весь план.

Машина затормозила в темном переулке гаражного кооператива.

— Ребята, я же о вас беспокоюсь, — попробовала я последний шанс. — Если Муса узнает, что вы первые оприходовали меня, пока везли, он сильно расстроится.

— Кто ж ему скажет? — Хохол уставился на меня злыми глазами. — Ты, что ли, падла? Да мы уроем тебя прямо здесь!

— Нет, что ты! — Я придала своему лицу выражение крайнего ужаса. — Я просто ляпнула, не подумав. Конечно, Муса не узнает. Я буду молчать. И среди вас, правильных пацанов, не найдется крысы, которая, чтобы выслужиться перед шефом, настучит на остальных. Я несу полную чушь.

— Ты че гонишь? Кто крыса? — заскрипел зубами Мирон.

— Уймись! — рявкнул на него Хохол. — Я понял расклад, в общем, трахаем ее все по очереди, потом везем Мусе. Бородатый, ты как? — обратился он к водителю со свирепым лицом, заросшим до глаз черной щетиной.

— Это ваши дела, — буркнул он.

— Я не понял! — взвился Хохол.

— Я на это не подписываюсь, — отрезал водитель.

Они едва не передрались друг с другом, но так и не пришли к единому мнению.

— Ладно, везем ее к Мусе, — сдался Хохол.

Вздохнув с облегчением, я решила ободрить бандитов.

— Не расстраивайтесь, ребята. Вы же знаете, где меня найти. Подъезжайте в любое время.

— Кстати, я раньше тебя не видел на той точке, — подозрительно произнес Мирон, меряя меня долгим взглядом.

— Я новенькая. Раньше работала балериной. Неудачно прыгнула — партнер стал кастратом, вот и выгнали, — наплела я.

Бандиты дружно заржали.

— Да, все балероны петухи, — заверил остальных Мирон. — Когда я кого из них вижу, так и хочется мозги вышибить.

Вот так с шутками да прибаутками мы добрались до дома Альберта Мусаева. Выражение нечеловеческой тоски ушло из взгляда хозяина дома, когда меня представляли. Высокий, худой, смуглый Мусаев напоминал чем-то грифа в домашнем халате.

— Она, типа, балериной была, — доложил Мирон боссу.

— Это она тебе лепила, — с недоверием произнес Мусаев. — Я тоже могу везде базарить, что космонавт.

Чтобы не быть голословной, я сделала несколько балетных па прямо на ковре в холле. Зрители зааплодировали.

— Круто, в натуре, — похвалил Мусаев, — теперь вали за мной наверх в спальню, устроишь мне там танцы.

Проходя мимо, Мусаев обдал меня густым ароматом коньяка. Я послушно побрела следом. Массивная дубовая дверь захлопнулась за моей спиной, щелкнул замок. Мусаев, налив себе коньяка в широкий хрустальный стакан, врубил на полную громкость диск Круга и велел мне:

— Давай, танцуй!