Кошмарной вам ночи (СИ)

— Не советую плакать на людях, — сказал он, показывая ладонь. На ней была кровь. Грёза промокнула глаза подушечками пальцев и взглянула на них. Она действительно плакала кровью. — Именно так вампиры и поддерживают видимость жизнедеятельности — с помощью поглощённой витэ. Не трать её на слёзы и вообще старайся контролировать эмоции. В конце концов, ты не тореодор какой-нибудь, а вентру.

— Зачем было убивать моих друзей, если вы могли просто отпить немного и оставить их в живых? — спросила Грёза, и новый поток кровавых слёз полился на её щеки. Мидас вздохнул и, достав из внутреннего кармана пальто платок, стал вытирать алые дорожки. Грёза убрала его руку и уставилась прямо в его глаза, ожидая ответа.

— Ренегат и Мяускул не могут питаться так, как я, ты, Редукс или Дина. Первому нужна свежая плоть, я уже говорил об этом, а второму, увы, мало даже одного человека, чтобы поддерживать существование. Он тратит огромное количество витэ на усмирение своего Зверя, иначе превратится в дикое животное навсегда.

— Какой на хрен зверь? — рявкнула Грёза.

— Такой, что сидит теперь и в тебе. Он — сама суть древнего проклятия, лежащего на Детях Каина. Попытаешься сдерживать себя, чтобы не вредить людям, он овладеет твоим сознанием и убьёт каждого, кто окажется поблизости, пока не утолит голод. — Мидас снова очистил лицо девушки и добавил тоном, не терпящим пререканий: — Не доводи себя до голода, питайся, но не убивай, и всё будет хорошо.

Они вернулись домой перед рассветом. Остальные вампиры уже легли спать, а Кумитэ собиралась в колледж.

— Прощайся и иди за мной, я покажу твоё спальное место, — сказал Мидас, открывая дверцу под лестницей. Лицо Грёзы скривилось в недоумении.

— Да, подруга, теперь ты будешь спать в подвале, — с сочувствием сказала Кумитэ.

— Подруга? — переспросила Грёза. — Ты смеешь называть себя моей подругой?

— Грёза, послушай…

— Тебе следовало отрезать мне голову еще четыре дня назад, — прошипела девушка, из её глаз полилась кровь, а Кумитэ раскрыла рот в изумлении. Грёза резко отвернулась и направилась в подвал, не сказав напоследок ни слова.

Мидас взглянул на Кумитэ с безразличием и приказал ей мысленно: «Запрёшь квартиру, сходишь, куда тебе сегодня надо, вечером до заката сделаешь уборку и можешь быть свободна до утра».

— Да, господин, — ответила Кумитэ и кивнула.

Вампир спустился в подвал и, закрыв за собой дверцу, запер её на засов.

— Идём, — позвал он Грёзу.

Подвал оказался очень даже просторным. По всей видимости, он был смежным с квартирой сбоку и больше напоминал подсобку, чем подвал. Мидас провёл Грёзу в дальнюю часть, как раз под второй квартирой, и распахнул дверь в одну из комнат, располагавшихся вдоль узкого коридора. Если бы не отсутствие окон, она вполне сошла бы за обычную спальню. Мидас сбросил пальто на диванчик у стены и стал снимать остальную одежду.

— Не поняла, — сказала Грёза с претензией, — я с тобой что ли должна спать?

— Ты всё правильно поняла, — ответил вампир, расстёгивая чёрную рубашку и обнажая бледную мускулистую грудь, забитую татуировками.

Грёза спешно отвела взгляд и порадовалась, что не может краснеть.

— Но мысли я по-прежнему читаю, — напомнил Мидас, — и могу заставить тебя возлечь со мной, если пожелаю.

— Только попробуй…

— Прошу, не разрушай моё впечатление о тебе как об умной девушке. Прямо сейчас я ничего от тебя не требую, нам просто нужно переждать день подальше от солнца, а выбор спальных мест ограничен.

— Наверху есть комната, — уточнила Грёза.

— Она не подходит. Теперь, когда трансформация пройдена, ты сгоришь на рассвете под лучами солнца.

— Отличненько! — невесело отозвалась Грёза. — Но сначала пойду вскрою себе вены.

— Бессмысленно. Холодное оружие не убьёт тебя. Огнестрельное лишь навредит. Ах да, чтоб ты знала, чеснок и святая вода бесполезны. Огонь опасен, а солнце — смертельно.

— А как же осиновый кол? — усмехнулась Грёза.

— Вызывает временный паралич, если вонзить его в сердце.

Мидас расстегнул брюки и, сняв их, аккуратно сложил подле остальной одежды. Затем он расстелил постель и лёг под покрывало с довольным вздохом. Грёза закатила глаза и громко цокнула, но сама даже не шелохнулась.

— Не стой столбом, снимай всё и ложись рядом, — сказал он. Грёза только открыла рот, чтобы возразить, но он опередил её, добавив ледяным тоном: — Я могу и по-плохому.

Девушка вынужденно сдалась и, сняв рубашку, под которой была майка, приблизилась к кровати.

— Только попробуй лечь в этом, — пригрозил Мидас.

Взвыв от бешенства, Грёза резким движением стащила через голову майку и бросила её куда-то на пол, расстегнула пояс и, выдернув его из петель, метнула в сторону, спустила джинсы и, наступая на штанины, вытащила из них ноги, затем отфутболила джинсы под кровать, а носки закинула на шкаф. Грёза прыгнула в постель поверх одеяла и легла солдатиком, сложив руки на груди, чтобы прикрыть цветастый бюстгальтер. Мидас выключил светильник.