Кошмарный принц

Юный волшебник сделал движение руками, будто встряхнул скатерть, и из воздуха, хлопая и трепыхаясь, материализовалась белоснежная мужская сорочка. Мальчик разжал пальцы, и она, словно под порывом сильного ветра, полетела к смотрителю. Виктор Ильич успел схватить её прежде, чем рубашка влепилась ему в лицо.

— Как из прачечной! — засмеялся Виктор Ильич.

Егор сжал кулаки, выставил верх большие пальцы и побежал догонять Чудина, быстрым шагом устремившегося вдоль просеки.

Глава 75

Чудина нашли, он поможет. Чернокнижник потерял — здорово свезло! — голову (отныне и впредь не в переносном, а самом прямом смысле). История целиком в его, смотрителя музея, руках. Можно ли сказать, что полдела сделано? Стоит ли о чём-то беспокоиться, кроме предстоящей схватки с Дивом? То обстоятельство, что он продолжал писать пусть своим (в основном) почерком, но по-прежнему в «отключке», заново натолкнуло на мысль, что расслабляться нельзя. Несмотря ни на что, Виктор Ильич многого не знал и не тешился, что мистическая завеса откроется ему полностью. Да и хотел ли он такого счастья? Виктор Ильич прислушался к себе и особого рвения не обнаружил, чему порадовался. Меньше знаешь — крепче спишь, народная мудрость.

Что мешало ему прямо сейчас, не откладывая, углубиться в произведение? Чтоб форсировать время, ему достаточно вновь взять «Waterman» и начать новую главу. Виктор Ильич потянулся за ручкой, но вовремя отдернул руку.

— Ох, я мартовский заяц! — постучал он себя по голове: «Кто там? сиди, дурак, сам открою!» Да, плёвое дело — «проглотить»

а зелёный крокодил солнце в небе проглотил

месяц в мире юного волшебника, а как убить неделю в мире своём? Он оглядел кабинет-студию. Нетикающие часы «Восток». Пять металлических египетских кошек, с дружным безучастием взирающих на человека. Солидная стопка исписанных чернилами бумаг. Диванчик рококо. Окно, за которым ночь. Этажерка с прочитанными погибшим писателем книгами, среди которых выделялись ряды Лавкрафта, Брэдбери, Стругацких, Кинга, Кунца, Никитина, По, Маккаммона и других не менее именитых. Кремовый торшер, распространяющий тёплый свет. Приоткрытая дверь. Виктор Ильич сделал полный круг на офисном кресле и упёрся взглядом на полки над столом с авторскими книгами Юрия Клинова.

Захотелось почитать. Взять одну из книжек и читать, пока сон, наконец, не сморит. Виктор Ильич уже забыл, когда в последний раз спал, когда в последний раз ел, когда пил (исключая коньяк и самобраный перекус, устроенный Егоркой в его мире). Бузиновый стол восполнял такие пробелы своей магической энергией, но в подкорке человека с младенчества заложены примитивные инстинкты, поведенческие рефлексы и родительские наставления о том, как жить, чтобы выжить, и как действовать, чтобы сохранить себя в относительном достоинстве и адекватности к старости. Проще говоря, ночью — спать, трижды в день есть, обливаться холодной водой, поститься пред Пасхой и не забывать давать пишу для ума. И сейчас посредством пищи для ума Виктор Ильич собирался уснуть ночью, как нормальный человек. Хотя бы попытаться.

Виктор Ильич прикоснулся пальцами к корешкам книг с золотыми тиснениями. Эту полку, как и большинство экспонатов музея, перевозили из черноморского дома в первозданном — если так можно выразиться — виде. Дабы сохранить и не перепутать расположение выставленных самим автором книг. Даже скорее такие меры принимались именно из-за того, что книги и другие предметы были расставлены, разложены, распределены самим автором. Вероятно, это сравнимо с осознанием ценителем картин, что перед ним выставлен оригинал, а не репродукция. Кроме того, Виктор Ильич не раз улавливал в голосах чичероне гордость оттого, что им выпала честь сообщить посетителям, что всё в музее находиться на тех местах, на которых их оставил хозяин дома. Наклонив голову, Виктор Ильич просматривал названия на корешках. «Ваятель». «Ашпог». «Новая русская сказка». «Лапа». «Замыска на нижней свечке». Но ни одно — тем более бредовое — не трогало его, чтобы удостоить книгу прочтением. Он уже подумал, оставить затею, но заметил интригующее слово. «FURTIVE». Нет ничего занимательнее в мире, скажу я вам, как чужие секреты. Виктор Ильич заинтересовался, о чём тайном может идти речь в мистерии Кошмарного Принца. Он потянул за корешок книги, стоящей с самого края ряда, и та потянула за собой соседнюю.