Кошмары

При этом сама наша мать, кажется, неуязвима для любого несчастья. Она наверняка написала тебе об автокатастрофе, но представила это как нечто совершенно пустяковое. А на самом деле все было вот как. На пересечении Маринштрассе и Кройцштрассе десятилетняя девочка переводила ее через проезжую часть. Они обе уже практически перешли дорогу. Девочка уже стояла на тротуаре, а матушка только собиралась поставить ногу. В этот же самый момент из-за угла на бешеной скорости выскочила машина. Она прижималась к тротуару, чтобы пропустить встречный грузовик. Водитель заметил нашу мать, резко затормозил и дал влево, прямо на грузовик. Слишком поздно! Матушку задело передним колесом и швырнуло на тротуар. Она упала уже без сознания, не выпуская руку ребенка. Девочка подскочила и закричала. Тут же сбежались люди и отнесли нашу старушку в ближайший магазин. Там ее хорошо знали и сразу вызвали „скорую помощь“. Между тем ей еще налили немного красного вина. Через несколько минут она полностью пришла в себя. И первое, что ее озаботило – привести себя в порядок и вымыть руки. Она заявила, что вызов «скорой помощи» нужно отменить, купила дюжину яиц и как ни в чем не бывало отправилась домой вместе со своей маленькой спутницей. Я встретил ее на пороге. Девочка все еще тряслась от пережитого ужаса, едва могла вымолвить хоть слово. Матушка подарила ей книжку сказок и шоколадку. О том, что произошло, я узнал уже на следующий день. Автомобиль был полностью разбит, а водитель серьезно ранен. Матушка навещала его в госпитале. Сейчас ему гораздо лучше, и врачи прогнозируют полное выздоровление. Сам же „счастливчик“ уверен, что за такое быстрое исцеление он должен благодарить именно нашу мать, а не врачей.

Иногда в сумерки матушка сидит в саду и рассказывает сказки соседским детям. Они сидят вокруг нее и смотрят, округлив глаза и широко открыв рот. Мне стало любопытно, что за сказки она им рассказывает. Белоснежка, Рюбецаль, Стойкий оловянный солдатик или Красная шапочка? Поэтому однажды вечером я сел неподалеку и спрятался за газетой. Ничего подобного она не рассказывала. Ничего из сказок братьев Гримм, из Людвига Бехштайна или Иоганна Музеуса, которых она читала нам в детстве. Ничего из Андерсена, Уайльда или Дюма-старшего. Совсем не такое она рассказывает детям. Дети называют это сказками, просто потому что не знают других слов, дающих этому определение. Но это больше похоже на какие-то поэтические описания фантастических картин без какого-либо сюжета. Так, наверное, это можно охарактеризовать. Их воздействие поистине впечатляет – даже когда матушка замолкает, дети еще сидят без движения. Как загипнотизированные, смотрят они куда-то, словно всматриваются в пейзаж, который нарисовал им голос старухи. Сидя за газетой, я сделал кое-какие записи на слух. Вот одна из них:

„А сидели там дюжина собратьев, ведьм и колдунов. Они ели пивной суп. А вместо ложек использовали они кисти скелетов. В камине полыхали красные угли, светильники закоптились, а из тарелок шел запах свежих могил. Если Марбас смеялся или плакал, это звучало так, словно старый смычок скользил по трем струнам сломанной скрипки. В сиянии свечей самый старый колдун раскрыл книгу заклинаний. Оттуда вылетела муха, которой опалило крылья. Муха жужжала. Появился большой паук, желтого цвета, с толстым, волосатым брюшком. Ведьмы и колдуны все вместе вылетели через дымоход верхом на метлах. Марбас возглавлял их“.

Или наша мать просто показывала детям палец. „Большой палец сливу качает“ – ты помнишь эту присказку, брат? Нынче под грушевым деревом ребятня слушает другое:

„Большой палец – это хозяин трактира у Рейна. Он толстый и веселый, сидит у двери своего трактира, курит и пьет пиво. Указательный палец – это его жена, длинная и тощая как селедка, кричит и бранится на своего суженого днями напролет. Средний палец – это их сын, очень болтливый парень, который хотел бы стать солдатом. Безымянный палец – это их ловкая дочь Катрин, которая торгует луком. А мизинчик – это маленький Вениамин. Такой боязливый и плаксивый. Он постоянно вопит, словно дитя в пасти вурдалака“.

Любой педагог скажет, что детям такое слушать не положено. Хотя, совершенно очевидно, что и взрослым – неуместно. Но когда наша мать начинает рассказывать, перед этими маленькими существами расцветает мир волшебства и романтики. Дети видят толстого трактирщика и его жену – сушеную селедку. Они весело смеются над их сыном-невеждой и дочерью, которая торгует луком, но плачут, жалея малыша, который боится, что его украдет вурдалак. Я готов побиться об заклад, что, если спустя тридцать лет кто-то из этих детей встретится с тучным трактирщиком, он непременно назовет его большим пальцем.