Я все размышлял, как она вообще могла попасть в дом. Хотя матушка очень любит кошек, она ни одной не держала в доме. Наконец я понял, куда направлялся зверек. Он шел к церковному двору. Может, он собирается там охотиться, подумал я. Рядом с кладбищем я услышал пару пьяных голосов и увидел, как двое господ пытались натравить на кошку свою таксу, хотя она никак им не мешала. Наглый маленький пес тут же атаковал. В лунном свете я очень хорошо видел, как он вцепился зубами в левое ухо кошки. Но кошка легко вывернулась, отскочила в сторону и теперь напала сама. Уже через мгновение она была на загривке у пса и яростно драла его когтями. И тут несчастной таксе пришлось испытать такое унижение, что она наверняка предпочла бы умереть при любой возможности: кошка поехала на церковный двор верхом на ней, как на колченогом скакуне. Из кустов донесся жалостливый вой и визг, и вскоре пес вернулся, весь в крови, повесив хвост, сгорающий от стыда из-за своего позорного поражения. Он выглядел настолько смешно, что я смеялся вместе с господами, которые добродушно утешали несчастного. А потом я зашагал дальше к могилам. Но кошка пропала, и мне пришлось вернуться домой.
Когда я вошел в комнату, где сидела матушка, она все еще пребывала в своем трансе. Я подошел к ней и поцеловал в лоб. Тогда я и увидел, что из ее левого уха шла кровь.
Именно там, где такса укусила серую кошку.
И что же? Что же? Мать сидела здесь, на своем месте, и не шевелилась, как и в другие ночи. Но это было не ее тело! А ее дух!
Вот откуда появилась кошка! Это была она, наша мать!
Серая кошка, снующая среди могил!
С нервным сердцебиением я спустился к завтраку на следующее утро. Как же я надеялся, что это все мне просто приснилось. Матушка уже неспешно попивала свой чай. А на ее левое ухо был налеплен пластырь.
– Что с твоим ухом? – спросил я.
– Не знаю, – непринужденно ответила она. – Должно быть, я поранилась, но не знаю как. Я увидела кровь на своей подушке сегодня утром.
Это звучало совершенно искренне. Нет, она не притворялась!
Получается, что наша мать еще и оборотень, но сама не подозревает об этом.
Этот вечер мы проводили с ней вдвоем. Мы болтали о чем-то незначительном и пили „Мозель“. Совершенно не обращая на это внимания, я уже откупорил и вторую и третью бутылку. Матушка рассмеялась.
– Ты сегодня много пьешь! – сказала она.
– Действительно! – ответил я. – Боже правый, я и не заметил!
– Пей, не стесняйся, – кивнула она. – Мне приятно, что вино тебе по вкусу!
И хотя обычно я пью, как и она, не больше двух или трех бокалов, в этот вечер без какого-либо малейшего повода я осушил четыре бутылки. А потом я сделал то, что еще никогда не делал в своей жизни. Я пил один. Когда я вернулся в свою комнату, я испытал непреодолимое желание выпить виски. Я взял виски и смешал его с содовой.
Мне пришлось подождать пару часов, пока не взошла луна. Я сидел в своей комнате, курил и пил виски стакан за стаканом. Однако, когда я снова занял свой наблюдательный пост, я чувствовал себя совершенно свежим. Как будто этой ночью я мог видеть не в пример острее и мыслить наиболее здраво.
Вскоре пришла матушка. Снова села в свое кресло, как и прошлым вечером. В своем бессменном кружевном платке, утопающая в лунном свете. И она не шевелилась.
Вдруг я увидел у кресла старую метлу. Я не имел представления, как она туда попала, но она была там. Я протер глаза, встал, подошел к креслу и схватил метлу обеими руками, чтобы точно убедиться. На столе я заметил маленькую круглую баночку. Я открыл ее. Внутри была какая-то зеленая мазь. Очень медленно я вернулся на свое место.
Я увидел, как матушка подняла руки и стянула с головы платок. Как она одна за другой вынула спицы для волос, и пряди разметались по ее плечам. Она взяла метлу и намазала ее этой зеленой мазью. Я не знаю, что это было. Но она села на метлу верхом и… и вылетела в окно.
Я услышал ее голос. Она кричала:
– Наподволь, исподволь! Вверх и вниз, и в никуда!
И я видел, как она рассекает воздух.
Там были и другие. Тоже на метлах. Но из-за облаков и тумана я не мог их как следует разглядеть. Но наша мать поднималась все выше и выше и вела за собой остальных.
Там был холм, на котором стояли невысокие столбы. И козел, большой козел. Тот самый – из Сьерра-Невада! Его короткие рога освещали это собрание.
А ведьмы водили хоровод, повернувшись в круг спиной.
– Харр! Харр! – кричали они. – Дьявол! Дьявол! Прыг сюда, скок туда! Прыг туда, скок сюда! Играй здесь, играй там!
Я видел все это, словно через тонкую вуаль, далеко за пределами поляны…
И в то же самое время, мать так и сидела в своем кресле в лунном свете.
Я не знаю, спал ли я в ту ночь. Я проснулся рано следующим утром, но было уже совсем светло. Я протер глаза и понял, что лежу, свернувшись на диване.
Я поднялся. Матери не было дома. Но к ее креслу по-прежнему прислонялась метла, а на столе стояла маленькая баночка с зеленой мазью.
Мне казалось, что так она насмехается надо мной.
Медленно я пересек комнату и поднялся наверх. Разделся, умылся и лег в постель. Я проспал до обеда.