Кошмары

– Да, через несколько часов. Священник еще раз пришел к ней и напутствовал ее. Но я не знаю, слышала ли она его на этот раз. Только когда он упомянул, что после разлуки в смерти настанет воскресение и что она еще свидится со мной, Станислава повернула к нему голову и сказала: «Да, верьте этому: меня он, наверное, еще увидит». Это были ее последние слова. Говоря это, она тихо улыбнулась; и эта улыбка осталась у нее на лице после того, как она заснула вечным сном.

Граф встал и направился к двери.

– Теперь я хочу принести завещание.

Ян Олислагерс с некоторым сожалением посмотрел ему вслед.

– Воображаю, что за чертовщина ждет его там, – пробормотал он и, взяв графин, до краев наполнил вином оба их бокала.

Граф принес кожаный бювар с замком и раскрыл его. Извлек небольшой конверт и передал его другу.

– Мне? – спросил Олислагерс.

– Да, графиня хотела, чтобы ты вскрыл его.

Фламандец, поколебавшись одно мгновение, сорвал печать, вскрыл конверт и вслух прочел несколько строчек, набросанных тонким женским почерком на лиловой бумаге:

«Завещание Станиславы д’Асп.

Я хочу, чтобы все то, что от меня останется, изъято было через три года после моей смерти из гроба и перемещено в одну из урн часовни замка. При этом не должно состояться никакого торжества. Присутствовать, кроме садовников, имеют право лишь граф Венсан д’Ольтониваль и его друг, господин Ян Олислагерс. Изъять останки из могилы надлежит после полудня, пока светит солнце, и до заката солнца убрать в урну и отнести в часовню.

На память о великой любви ко мне доброго графа, Станислава, графиня д’Ольтониваль.

Замок Ронваль, 25. VI. 04».

Фламандец вручил бумагу другу:

– Вот… Это все.

– Я знал! Именно так она мне и сказала. Ты думал, в завещании будет что-то другое?

Ян Олислагерс ответил, меряя широкими шагами просторную библиотеку:

– Откровенно говоря, да! Ты, кажется, говорил, что такого рода погребение – это древний обычай твоего рода?

– Да.

– И что ты, во всяком случае, оказал бы эту почесть Станиславе?

– Несомненно!

– Зачем она заставила тебя дважды, еще и в обстановке таинства, поклясться в том, что и без того представлялось неизбежным?

Граф взял обрамленную фотографию и долго всматривался в нее.