Косиног. История о колдовстве

– Я могу покончить с этим, – напомнил шаман. – Только попроси.

Вопли усилились, и Самсон почуял демонов совсем рядом: вот они, здесь, внутри черепа, за спиной, дышат в затылок…

– Уснуть, – прошептал он.

– Так попроси же об этом. Попроси, иначе чар не завершить.

– Да… да! Прошу, молю: усыпи меня!

Пауки лавиной хлынули вперед, и на этот раз Самсон не противился – наоборот, встретил их с радостью. И верно, шаман не солгал: волна пауков плавно, размеренно понесла его прочь, в безмолвие, в темноту, а демоны вмиг отступили, исчезли, как не бывало.

Откуда-то из дальних далей донесся ликующий хохот Мамунаппехта.

Самсон улыбнулся. Веки его словно бы налились свинцом. Закрыв глаза, он безмятежно поплыл в непроглядную тьму, тьму без конца и края.

«Покой… наконец-то… покой…»

Глава одиннадцатая

В чувство Абиту привел разговор где-то неподалеку. Вокруг было темно, и ей не сразу удалось вспомнить, что она в шерифовом погребе, нередко служившем для содержания взятых под стражу, так как настоящей тюрьмы в Саттоне не имелось, но резкая боль в ноге разом напомнила обо всем.

«Нет, это не сон, не кошмар, исчезающий, как только проснешься, – подумалось ей. – Это все наяву. Меня осудят как ведьму, и вздернут как ведьму, а больше от жизни ждать нечего».

С этой мыслью Абита снова закрыла глаза. Уснуть бы опять да проснуться где-нибудь в другом месте…

Сунув руку в карман передника, она нащупала ожерелье из волосяных колец, стиснула его в ладони, точно ладонь матери, но как только собралась вытащить ожерелье, прижать мягкие пряди волос к щеке, в дверь постучали, и Абита поспешила спрятать единственную оставшуюся при ней драгоценность.

В замочной скважине заскрежетал ключ, и прочная дверь распахнулась настежь. Промозглый погреб озарил неяркий утренний свет. На пороге стоял шериф Питкин с перевязанным ухом.

– Абита, – вполне добродушно сказал он, – выходи. Выходи, позавтракаешь.

Абита попробовала встать, но тут же рухнула на пол: боль в ноге оказалась слишком сильна.

Шериф Питкин, подойдя к ней, подхватил ее и осторожно поднял.

– Ладно, мы полегоньку, без спешки. На ту ногу не наступай.

С этим он едва ли не на руках вынес Абиту наверх, в кухню, и усадил за стол, где ее дожидалась лепешка и чашка чая.

У задней двери, напружинившись, держа руку на эфесе шпаги, стоял уполномоченный Харлоу. Абита взглянула ему в глаза.

– Чего ты так боишься, Сэм? Думаешь, я тебя в жабу могу превратить?

Сэмюэл побледнел, словно именно так и думал.

Шериф, налив себе чаю, занял место напротив и кивнул на лепешку.

– Сам пек. На вкус куда лучше, чем выглядит.

Абита ковырнула лепешку пальцем.

– Очень любезно с вашей, шериф, стороны, только желудок мой отчего-то не в настроении принимать пищу.

– А ты постарайся, – мягко, однако настойчиво сказал шериф Питкин. – День впереди долгий.

Абита, кивнув, взяла лепешку, откусила и принялась жевать, не чувствуя вкуса, изо всех сил стараясь не думать о том, что ждет ее впереди. Пока она ела, шериф Питкин, прихлебывая чай, смотрел за окно. Выглядел он изрядно усталым, держался невесело, как будто с радостью остался бы в стороне от всей этой кутерьмы. Что и говорить, к Абите он неизменно относился по-дружески с тех самых пор, как Эдвард впервые привез ее в Саттон, а в показном благочестии, в отличие от многих единоверцев, никогда не усердствовал. Пожалуй, стремился Питкин лишь к одному – ладить с соседями да спокойно делать свое дело (быть может, поэтому преподобный Картер и назначил его шерифом).

– Прости меня за… за ухо, Ноэ, – сказала Абита, заметив пятнышко свежей крови, проступившее сквозь повязку.

Шериф покачал головой.

– Хватит с меня и того, что стрелок из тебя – не ахти.

– Как это? Да я в ухо и целилась!

Вымученно улыбнувшись шутке, Питкин тяжко вздохнул.

Когда Абита покончила с завтраком, он помог ей доковылять до дверей и снял с вбитого в стену крюка пару ручных кандалов.

– Извини, Абита, так велено. Без этого не обойтись.

Абита покорно протянула руки вперед. Защелкнув браслеты на ее запястьях, Питкин сунул за пояс пистолет, помог ей спуститься с крыльца и вывел на улицу. Здесь их дожидались оба уполномоченных с запряженной повозкой.

– Может, без повозки обойдемся? – сказал Сэмюэл. – Тут пешком – два шага.

– Не обойдемся, – отрезал шериф. – С такой ногой я ее пешком туда не погоню. К чему ей сквозь толпу злорадствующих ослов хромать? Чего доброго, взбредет кому-нибудь в голову на нее руку поднять…

– Какая разница? Она ж ведьма.

– Я сказал, разница есть – значит, разница есть.

В ответ Сэмюэл только пожал плечами.

Не прошло и пяти минут, как повозка с погруженной в нее Абитой подкатила к дому собраний. Действительно, Абиту здесь уже ждали, и без злорадных ухмылок в толпе дело не обошлось, а многие прихватили с собой кто камень, кто палку.

Завидев повозку, с полдюжины человек двинулись ей навстречу.

Шериф не спеша, чтобы каждый мог видеть, вытащил из-за пояса пистолет и погрозил им толпе, будто пальцем.

– Первый, кто бросит камень или палку, получит пулю. Я свое слово держу, вы меня знаете. Ну, кто желает быть первым?