Захлестнув веревочной петлей хомут, Абита потянула веревку так, что хомут поднялся вровень с головой мула, а свободный конец веревки затянула узлом на столбе. Легкий толчок – и хомут послушно лег на плечи мула. Споро управившись с прочей упряжью, Абита повела мула к выходу.
– Идем, Сид. Нам с тобой еще пахать и пахать.
Дождавшись ее ухода, Отец нетвердым шагом вышел из хлева и пересек кукурузное поле. Женщину, бредущую за запряженным в плуг мулом, он обогнул десятой дорогой: сейчас ему было вовсе, вовсе не до нее. Хотелось одного: чтоб унялась боль, чтоб стихли завывания в голове, чтоб пауки оставили его в покое.
Дикий люд во главе с Лесом догнал его сразу же за опушкой.
– Что с тобой, Отец? Что тебя мучает?
Отец, не ответив, двинулся дальше и не останавливался, пока не добрался до останков исполинского древа. Стоило войти в круг камней, боль в голове, наконец-то, пошла на убыль, но пауки уходить не спешили, держались рядом, не на виду, но поблизости, ждали – он чуял их, слышал негромкий шорох их лапок.
Рухнув с ног, улегшись на палые листья, он устремил взгляд в сторону тоненького деревца. Неярко мерцающая в свете солнца, кроваво-алая крона навевала покой.
Лес, Небо и Ручей уселись вокруг.
– Отчего я, закрывая глаза, вижу маски, таращащиеся на меня, и проклинающих меня жутких духов? – спросил Отец. – Отчего эти пауки только и ждут удобного случая, чтоб уволочь меня в темноту? Отчего пара теней, обе – совсем как моя, бьются друг с другом насмерть? Отчего их боль раздирает мне душу в клочья? Вы знаете, отчего? Уж вы-то наверняка должны знать?
– Это все люди, – отвечал Лес. – Люди вселили в твою голову этих демонов. Отравили тебя вместе с нашей землей. Если хочешь покоя, ты должен прогнать людей прочь, пока их не слишком много. Пугни их как следует, пусть всем сородичам скажут: в этих краях вас ждут только муки и гибель, если не желаете отправиться на корм червям, держитесь отсюда подальше. Другого выхода у тебя нет. Нет и не будет.
– Ты говорил, вы воротили меня назад… воротили… откуда? Что со мною стряслось? Рассказывай обо всем.
Дикие обеспокоенно переглянулись. От каждого веяло страхом и неуверенностью.
Лес раскрыл было рот, но тут же спохватился, поразмыслил о чем-то и, наконец, заговорил:
– Они погубили тебя. Душу твою похитили.
– Кто? Люди?
– Первые племена, – кивнув, подтвердил Лес. – Давным-давно. Они принялись истреблять нас ради нашего волшебства, ради плодов Паупау. Ты пробовал помешать им, однако не тут-то было. Сколько крови тогда пролилось, сколько крови… нашей, твоей, и… – Осекшись, Лес кивнул в сторону почерневших костей великого древа. – И Паупау.
– А вы вернули меня назад… из мертвых?
– Да, – ответил Лес, морща лоб, словно в глубоких раздумьях. – Быть может, отчасти ты еще там, в земле мертвых? Смерть своих подданных так запросто не отпускает. Точно я знаю одно: если мы сбережем Паупау, если поклонимся ему, как подобает, то скоро, очень скоро древо вознаградит нас новым урожаем плодов, снова одарит волшебной силой, и тогда… тогда мы сможем тебя исцелить. Помочь тебе вспомнить все, стать самим собой, прежним.
Отец взглянул в сторону темного зева пещеры. Может, эти завывания в голове – плач мертвых? Прикрыв глаза, он дал волю мыслям, отправил их следом за голосами, на поиски тропки, ведущей к призракам прошлого. Нет, разглядеть он ничего не сумел, однако на миг завывания зазвучали гораздо громче.
– Отец!
Услышав оклик, Отец поднял веки. Не на шутку испуганные, дикие беспокойно озирались вокруг.
– К мертвым взывать лучше не надо, – предостерег его Лес. – Не такое здесь место. Границы между мирами возле Паупау очень уж зыбки. Здесь нужно трижды подумать, какую дверь отворяешь, – пояснил он, пристально вглядываясь в лицо Отца. – Отец, мы потеряли тебя, мы потеряли Паупау, и все – из-за их жадности. Из-за человеческой жадности. И это не должно, не должно повториться! Ты – испокон веков наш защитник, владыка дикой глуши, погубитель. Спаси же нас, и спасешься сам. Другого пути нет.
Однако Отец чуял: опоссум что-то скрывает.
«Дело не только в этом», – подумал он, старательно гоня прочь из головы смутные тени.
Кроны деревьев покачивались, шелестели под дуновением легкого ветерка, солнце неспешно, час за часом, плыло по небу, пока не склонилось к самому горизонту, а Отец все лежал, наблюдал за всем этим в попытках дать волю разуму.
«Память… она же здесь, так близко, протяни только руку…»
В безоблачном небе искрой вспыхнула звездочка, за ней еще, и еще, и еще сотня тысяч звезд. Любуясь их вековечным сиянием, Отец проводил взглядом сову, беззвучно пролетевшую мимо. Вокруг завели песнь насекомые и прочие ночные твари. Выглянувшая из-за холмов луна залила заросли серебристым светом.
«Неужто ты – не та же луна, что светила мне в прежней жизни?» – подумал Отец, устремив взгляд к ночному светилу, изо всех сил стараясь пробиться сквозь тонкую завесу времени, снова и снова вслушиваясь в голоса призраков.