Космические оборотни

Я продолжал называть ее Мэри, но имя, которое когда-то было у нее, от чего-то застряло в моей памяти. Эллюкьюр… Эллюкьюр… интересно, как оно пишется?

И вдруг я все понял. Моя спрессованная память выплеснула на поверхность кое-что из того, что я всегда считал бесполезным хламом и мучился от того, что не в состоянии от него избавиться. Когда-то существовала община, колония, пользовавшаяся искусственным языком. Даже имена были придуманы новые…

Уитмэниты, вот кто это были — анархически пацифистский культ, изгнанный из Канады, а затем не удержавшийся в «Малой Америке». Пророк его написал книгу «Энтропия радости». Я когда-то пролистал ее. Она была полностью заполнена псевдоматематическими формулами достижения счастья.

К «счастью» стремится каждый. Точно также они боролись против «греха». Однако практикование культа доставило им крупные неприятности. У них было любопытное и очень древнее решение своих сексуальных проблем, решение, которое привело их к гибельным результатам, когда культура уитмэнитов соприкоснулась с другими типами поведения. «Малая Америка» не смогла существовать изолированно. Потом я где-то услышал, что остатки их эмигрировали на Венеру — и в таком случае они должны быть сейчас все мертвы.

Я выбросил это из головы. Если Мэри и была приверженкой этого культа или была воспитана в этом духе, то это ее личное дело. Я определенно не собирался допускать, чтобы воззрения этого культа стали причиной кризиса нашего счастья, сейчас или когда-либо. Брак — не владение собственностью, а жена — не собственность.

Глава 22

Когда я в следующий раз заикнулся о таблетках задержки времени, Мэри спорить не стала, но предложила, чтобы мы придерживались минимальной дозы. Это было явным компромиссом — мы всегда могли принять еще.

Я приготовил их в виде инъекции, чтобы БЫСТРЕЕ подействовали. Обычно я гляжу на часы после того, как принял таблетки. Когда минутная стрелка останавливается, я знаю, что действие началось. Но в моей хижине часов не было, также не было их у нас. Был восход солнца и мы бодрствовали всю ночь, прижавшись друг к другу на большой низкой тахте у самого камина.

Мы так и продолжали лежать, в прекрасном сонном состоянии, я стал думать о том, что средство не подействовало. Затем я понял, что солнце перестало подниматься. Я смотрел на то, как мимо окна пролетает птица. Если я глядел на окно достаточно долго, то мог увидеть движение ее крыльев.

Я перевел взгляд на свою жену. Пират свернулся клубком у нее на животе. Казалось, они оба спали.

— Как насчет завтрака? — спросил я. — Умираю от голода.

— Если я шевельнусь, то потревожу Пирата.

— Ты обещала любить, чтить меня и готовить мне завтраки, — ответил я и пощекотал ей ногу. Она дернулась, кот взвизгнул и соскочил на пол.

— О, дорогой! — пожаловалась она. — Ты заставил меня сделать слишком резкое движение. Он обиделся.

— Какое тебе дело до кота — ведь ты мне жена. — Но я понял, что совершил ошибку. В присутствии тех, кто не находится под воздействием наркотика, необходимо двигаться с предельной осторожностью. Я просто не подумало животном. Кот несомненно подумал о нас, как о пьяных трясущихся болванах. Я намеренно стал двигаться плавно и попытался его утешить.

Бесполезно — он уже мчался к двери. Я мог бы остановить его, потому что для меня его движения были тягуче медленными, но я воздержался, просто чтобы не напугать его еще больше.

Я позволил ему уйти.

Вы знаете, Мэри оказалась права. Таблетки задержки времени совершенно не годятся для медового месяца. Ощущение счастья, которое испытывал я раньше, было замаскировано эйфорией, вызванной наркотиком. Эта эйфория непреодолима, но потеря реальна. Я заметил, что заменил истинное очарование химической подделкой. Тем не менее это был неплохой день — или месяц. Но я хотел лучше не отрываться от действительности.

Позже, в этот вечер, мы вышли из этого состояния. Я ощущал некоторую раздражительность, характерную для ослабления действия наркотика, разыскал часы и проверил свои рефлексы. Когда они по времени стали нормальными, я проверил рефлексы Мэри, после чего она сообщила мне, что провал составил что-то около двадцати минут. Это очень точно соответствовало дозе.

— Хочешь еще? — спросила она.

Я поцеловал ее.

— Нет, честно говоря, я рад вернуться.

— И я рада.

У меня был характерный посленаркотический аппетит, я упомянул об этом.

— Сию минуту, дорогой, — засмеялась Мэри. — Позови только Пирата.

В этот день — или месяц — меня совершенно не интересовало, есть он или нет его. Таково воздействие эйфории.

— Не беспокойся. — Я успокаивающе положил руку ей на плечо. — Он частенько пропадает где-нибудь целый день.

— Раньше я за ним этого не наблюдала.

— Сколько угодно раз, — настаивал я.

— Мне кажется, что я его обидела. Да, точно, обидела.

— Он наверное уже у старины Джона. Это его обычный способ мстить мне. Ничего с ним не случится, дорогая, не беспокойся.

— Но сейчас уже поздно и я боюсь, как бы его не сцапала лиса. Милый, не возражаешь, если я выйду и позову его.

Она направилась к двери.