Космические оборотни

— Почему? Разумеется, можете пропустить, если хотите, но этот период, именно тот, который нам необходимо наиболее тщательно обследовать. Мы должны составить картину того, что произошло с паразитами, почему они все подохли. Если бы мы могли сказать, что убило титанов, которые обладали… э… если бы мы могли сказать, что убило титана, который обладал вами до того, как вас отыскали в джунглях Венеры, что убило его, но оставило в живых вас, — мы могли бы получить то оружие, которое нам так необходимо.

— А вы разве не знаете? — удивленно спросила Мэри.

— Что? Пока еще нет, но разузнаем обязательно. Человеческая память — удивительно совершенный механизм.

— А я думала, что вы знаете. Это девятидневная лихорадка.

— Что?! — Хаделхерст даже подпрыгнул в своем кресле.

— Разве это не было видно по моему лицу? Оно ведь имело довольно характерный вид. — Мэри пожала плечами. — Я имела в виду маску. Мне приходилось ухаживать за больными этой болезнью в Кайзервилле, потому что я переболела этой болезнью и у меня выработался иммунитет к ней.

— Что вы на это скажете, доктор? — Стилтон обратился к эксперту-венерианцу Хаделхерсту. — Вам доводилось встречаться со случаями заболевания этой лихорадкой?

— Встречаться со случаями? Нет. К тому времени, когда Венеру посетила вторая экспедиция, у нас уже была вакцина против нее. Мне, разумеется, известны ее клинические проявления.

— Но почему вы тогда не смогли сделать необходимые выводы из записи?

— Вы знаете, — осторожно начал Хаделхерст, — я бы сказал, что виденное нами согласуется, конечно, с тем, что я знаю об этой болезни, но делать такие далеко идущие выводы, составлять окончательное суждение…

— Какое там окончательное суждение, — резко сказала Мэри. — Я говорю вам, что это была девятидневная лихорадка!

— Мы должны быть уверены в этом, — извиняющимся тоном сказал Стилтон.

— Какие вам еще нужны доказательства? В этом нет ни малейших сомнений. Мне сказали, что я была больна ею, когда меня отыскали Пит и Фриско. Позже я ухаживала за больными, но так и не заразилась ею. Я помню лица больных незадолго до смерти — они были точно такими же, как и мое лицо на той записи. Каждый, кто когда-нибудь видел эту болезнь, ни за что не спутает ее ни с какой другой. Что вам еще нужно? Огненные буквы в небе?

Никогда раньше я не видел Мэри столь близкой к тому, чтобы выйти из себя, кроме, разве что, одного раза. Я сказал себе: «Остерегайтесь, господа, вам в самый раз пригнуть головы».

— Мне кажется, вы доказали, дорогая леди, — сказал Стилтон. — Но скажите мне вот что: считалось, что у вас нет сознательных воспоминаний об этом периоде, и моя собственная проверка подтвердила это. Теперь же вы говорите так, будто они у вас были.

Мэри несколько растерялась.

— Теперь я это помню — помню довольно ясно. Я просто не думала об этом долгие годы.

— Кажется, понимаю. — Он обернулся к Хаделхерсту. — Так что, доктор? У вас есть эта культура? Может быть, ваши ребята попробуют немного поработать с ней?

Хаделхерст будто окаменел.

— Работать с ней? Разумеется, нет! Об этом даже не может быть речи! Вы знаете, что такое девятидневная лихорадка? С таким же успехом можно было использовать тиф или полиомиелит! Я бы скорее…

— Идем, дорогая. — Я ласково погладил Мэри по руке. — Мне кажется, мы сделали все, что могли.

Она дрожала. Глаза ее были полны слез. Я отвел ее в столовую и попытался вылечить самым лучшим на свете лекарством — первоклассным алкоголем.

Позже я уложил Мэри в постель и сидел с ней, пока она не уснула. Затем я отправился в кабинет, который отвели моему отцу.

— Привет, — поздоровался я, открывая дверь.

Он задумчиво посмотрел на меня.

— Илахью, я слышал, что ты сорвал банк.

— Ты знаешь, что я предпочитаю, чтобы меня называли Сэм. Это что, попытка обидеть меня?

— Ну, ну, Сэм. Успех сам по себе не плох. Тем не менее, этот куш оказался разочаровывающе мал. Девятидневная лихорадка — неудивительно, что колония вымерла и слизняки тоже. Я не представляю как можно использовать то, что мы сейчас узнали. Мы не можем ожидать от всех той дьявольской воли к жизни, какой обладает Мэри.

Я понимал его: лихорадка имела среди неиммутированных землян смертельный исход более 90 %. Для тех, у кого была прививка, смертность равнялась нулю. Но это нас не устраивало. Нам нужен микроб, который заставил бы человека немного помучиться, совсем немного, но обязательно убивал бы его слизняка.

— Не вижу, какое это имеет значение, — сказал я. — Есть очень высокая вероятность, что уже через шесть недель вся долина Миссисипи будет охвачена тифом или чумой.

— Или, возможно, слизняки уже усвоили урок Европы и начинают применять суровые меры по поддержанию санитарии, — ответил он.

Идея эта настолько меня ошеломила, что я почти пропустил мимо ушей следующую его фразу:

— Нет, Сэм, тебе нужно выработать план получше.

— Мне? Я здесь простой исполнитель.

— Однажды ты уже занимался этим, теперь тебе придется возглавить эту работу.

— Что? О чем это вы говорите? Я ничего не возглавлю — я не хочу! Вы здесь босс.

Он покачал головой.