В воскресенье 16-го повелитель Дьявола ссохся и отпал. Дьяволу был немедленно сделан укол антитоксина. Чуть позже, в понедельник, подох и второй слизняк, а его «хозяину» был сделан укол.
В среду 19-го Дьявол выздоровел, хотя и похудел немного. Вторая обезьяна — Лорд Фаунтлерой — стала чувствовать себя гораздо лучше. Чтобы отметить это радостное событие, я дал Дьяволу банан, и он откусил мне первый сустав указательного пальца. Это не было случайностью — у этого шимпанзе был крайне злой нрав.
Но небольшая рана совсем не огорчила меня. Перевязав палец, я отправился искать Мэри и, после того как мне не удалось ее разыскать, заглянул в столовую, желая разделить с кем-нибудь радость удачи.
В столовой никого не было, все трудились в лабораториях, готовясь к «Стадии Лихорадка» и «Стадии Милосердие». По приказу президента все подготовительные работы проводились в этой лаборатории в Скалистых Горах. Здесь было около двухсот обезьян, отобранных в качестве переносчиков. Здесь готовили культуру лихорадки и антитоксин, в подземной конюшне содержались лошади, у которых брали сыворотку.
Миллион с лишним людей, необходимых для осуществления «Стадии Милосердие», здесь нельзя было разместить, но они ничего не знали об этом. Их поднимут по тревоге перед самым десантом, вручив при этом каждому ручной лучемет и сумку с набором шприцев и антитоксином. Тех, кто еще ни разу не прыгал с парашютом, должны были вытолкнуть в случае надобности сержанты с крепкими ногами. Все делалось в обстановке максимальной секретности. Насколько я понимал, мы могли потерпеть поражение только в том случае, если кому-нибудь из титанов станут известны наши планы, раскрытые каким-нибудь ренегатом, или как-нибудь иначе. Слишком многие проекты терпели крах только потому, что какой-нибудь дурак делился секретом со своей женой.
Если нам не удастся сохранить в тайне свои приготовления, то наших обезьян-переносчиков будут убивать, едва завидя на территории, контролируемой титанами. Тем не менее я позволил себе расслабиться с рюмкой в руке, довольный и уверенный в том, что наш секрет не будет известен врагу. Всякое передвижение было отменено, вплоть до дня десанта, а всякие сношения лаборатории с внешним миром подвергались тщательной проверке и ограничениям со стороны полковника Келли.
Шансы на то, что информация просочится наружу, были ничтожны. Генерал, полковник Джибси, отец и я отправились в Белый дом раньше на неделю. Там отец напустил столько воинственного тумана, настолько всех извел своими придирками, что даже государственный секретарь Мартинец остался во тьме неведения. Если президенту и Рекстону удалось бы удержать язык за зубами во сне еще одну неделю, то я не видел, каким образом мы могли бы потерпеть поражение на этот раз.
Неделя — срок достаточно большой. За это время Красная зона расширилась еще больше. После побоища у Пасс-Кристиана слизняки организовали наступление и теперь удерживали больше половины побережья Мексиканского залива. Имелись признаки того, что их активность не ослабевала, однако серьезных успехов у них пока что не было. По-видимому, они начинали уставать от нашего сопротивления и могли решиться на то, чтобы пожертвовать живым сырьем и подвергнуть атомной бомбардировке те города, которые мы еще удерживали. Если это так, ну что ж, радары своевременно оповестят силы нашей противовоздушной обороны, хотя и не остановят нападения.
Но я гнал от себя прочь тревожные мысли.
Еще одна неделя и…
А там мы посмотрим!
Вошел полковник Келли и сел рядом со мной.
— Как насчет того, чтобы выпить? — предложил я. — У меня праздничное настроение.
Он пощупал выступающий живот и сказал:
— Мне кажется, от одной кружки пива я не потолстею.
— От двух тоже. Даже от дюжины.
Я заказал ему пиво и рассказал об успешном результате опытов над обезьянами.
— Да, я слышал, — кивнул он. — Звучит неплохо.
— Неплохо — это не то слово! Полковник, мы на финишной прямой. Осталось сделать несколько шагов. Через неделю мы сможем праздновать победу!
— Ну и что?
— Как, ну и что? — выпалил я раздраженно. — Ведь тогда вы снова сможете вести нормальный образ жизни, сняв этот мундир военного. Или вы считаете, что у нас ничего не получится?
— Думаю, что получится.
— Почему же такое траурное самочувствие?
— Мистер Нивенс, — сказал он. — Неужели вы считаете, что человеку с таким брюхом, как у меня, нравится ходить нагишом?
— Думаю, что нет. Что касается меня, то я с ужасом думаю, что придется вернуться к старому. Нынешняя мода сберегает время и гораздо удобнее.
— Можете не беспокоиться. Эта мода надолго.
— Что? Я вас не понял. Вы сказали, что у нас все должно получиться, а теперь вот говорите, что режим «Загорайте!» будет продолжаться вечно.
— В видоизмененной форме, но будет.
— Простите. Я что-то сегодня плохо соображаю.
Он заказал еще одно пиво.
— Мистер Нивенс, я никогда не ожидал, что воинская часть может превратиться в стойбище загорелых нудистов. Теперь же я не ожидаю, что все вернется к старому — так как такое невозможно! Ящик Пандоры открывается только в одну сторону.