Космические пираты

На «Данае» была Джинни. Она должна быть в абсолютной безопасности. Любая затея «Тебана» в отношении межзвездного лайнера была просто невообразимым делом. Пиратство было слишком абсурдным занятием, чтобы делать на него ставку. «Даная» выйдет из сверхпространства около Гермеса просто ради того, чтобы удостовериться в нормальном ходе полета. Но «около» тоже было понятием относительным. Никто не мог угадать с точностью до миллиона миль то место, где она вырвется в нормальное пространство. Причем она выйдет из сверхпространства только на время, нужное для уточнения курса и места. Это может занять минуту или две. Затем лайнер снова уйдет в сверхпространство и понесется к Фомальгауту.

Таков был стандарт астронавигации. Невозможны никакие трюки. О захвате лайнера в сверхпространстве даже думать было нечего. Ничего нельзя было сделать и в ту минуту-другую, пока «Даная» будет находиться в обычном пространстве для сверки курса и места. Если план Ларсена имел какое-то отношение к «Данае», то космос был по-прежнему слишком велик для того, чтобы у «Тебана» оставался хотя бы проблеск надежды уловить даже блик на корпусе лайнера, прежде чем тот в полной безопасности проследует дальше.

Хорн вышел из машинного отделения, чтобы выпить кофе вместе со всем экипажем, который вовсе не находился в счастливом настроении. Космические двигатели, даже если это устаревшие двигатели Рикардо, должны работать абсолютно беззвучно. На корабле же двигатели шумели, причем шумели зловеще. Сейчас шум был громче, чем вначале, — явный признак того, что как бы там ни было плохо тогда, сейчас стало еще хуже. Кроме того, вместо ворчания теперь слышалось жужжащее, подвывающее бормотание. А с того момента как на борту появился Хорн, добавилось и бульканье.

Состояние двигателей интересовало всех, кто пил кофе. Хорн точно объяснил им состояние дел со всеми подробностями. Фазовый сепаратор находился в плохом состоянии. Катушки Рикардо состарились настолько, что точная настройка стала невозможной. Пластины двигателя подверглись коррозии, так что они перегревались и вызывали потоки теплого воздуха, и в конечном счете эти эффекты могли совпасть. Хорн объяснил, что лично он предпочитает даже не думать о том, что может тогда произойти. Кроме того, несколько цепей были в таком состоянии, что их нужно было просто заменить. Если он определил все неполадки в двигателях, то шанс умиротворить их на какое-то время был. Но что-то могло остаться. Двигателям корабля был просто необходим капитальный ремонт с полной переборкой.

Каждое из его утверждений было абсолютно точным и не могло вызвать никаких подозрений, если вдруг кто-то из экипажа и нахватался каких-то сведений в машинном отделении. Его собеседники становились все беспокойней и напряженней, со страхом прислушиваясь к шуму двигателей: им уже мерещились изменения в нем. Хорн довел их тревогу до состояния, близкого к панике. Но по-прежнему ни у одного из них не было и тени протеста в отношении действий Ларсена.

На второй день полета к Гермесу двигатели вдруг внезапно, без предупреждения, остановились. Не было света. Не было тяжести. Остановились системы воздухоочистки. Корабль мертво дрейфовал в пространстве — в обычном пространстве, но даже звезд нельзя было увидеть, поскольку все наружные наблюдения велись, естественно, с помощью сканеров.

Вспыхнула паника. Ларсен неистовствовал. Его голос ревел в темноте, пока Хорн ледяным голосом не распорядился, чтобы кто-нибудь принес грузовые фонари. Одни зажигали зажигалки, а другие ругали их за то, что при этом расходуется воздух на горение. Наконец кто-то принес грузовой фонарь, использовавшийся для различных надобностей в трюмах. Кок держал фонарь, пока Хорн пробовал то один, то другой регулятор, всем своим видом показывая, что пытается применить то один, то другой прием.

Собралась вся команда. В, мертвом свете грузового фонаря блестели расширенные от ужаса глаза. Ларсен яростно орал, что Хорн сам не знает, что делает, и что нужно было притащить инженера.

Его и притащили — плавающее в невесомости мертвецки пьяное тело, с болтающимися руками и неспособное к какому бы то ни было осознанному действию.

Ларсен убил бы его на месте, если бы в этот момент не прозвучал бесстрастный голос Хорна:

— Всем приготовиться. Я собираюсь пускать двигатели.

Они начали толкаться и цепляться друг за друга в полной невесомости. Искаженные тени отбрасывались на стены машинного отделения и чудовищно гигантские двигатели «Тебана». Когда наконец все закрепились, Хорн переключил тумблер.

Двигатели снова заработали. Опять возник режущий нервы звук, в котором самым страшным было то, что он в любую минуту мог прекратиться. Появился свет. Появилась тяжесть. Послышался звук снова заработавшей системы очистки воздуха. И команда «Тебана» зарыдала от облегчения.