Космические волки: Омнибус

Однажды я пролил кислоту на руку. Она жгла сквозь перчатку. На моей левой руке осталось только три пальца, к счастью, я вырезаю фигуры правой, и потому смог служить дальше. Теперь я стал осторожнее, чем раньше. Это был хороший урок.

Когда кислота заканчивается, я разжимаю тиски и обламываю воск с поверхности детали. Я полирую поверхность стальной щеткой и промываю водой, лью на нее масло, наблюдая, как оно стекает по сделанным мною узорам.

Иногда я просто поднимаю деталь, поворачивая ее в отблесках огня, глядя на то, что я сделал. Я знаю, что в этот момент вижу свою работу в последний раз, и иногда эта мысль вызывает боль в желудке.

Я беру ткань и тщательно заворачиваю деталь. Затем иду к жрецу и встаю на колени, склонив голову и предлагая свою работу. Он осматривает ее, иногда делая это в течение часа. Иногда отправляет меня обратно, хотя в большинстве случаев забирает деталь. Это наполняет меня гордостью. Если я трудился долгое время, он обычно принимает мою работу. Я продолжаю приносить пользу, и от осознания этого тошнота проходит.

Когда я ожидал в последний раз, то увидел, как они крепят сделанную мной деталь. Единственный раз я стал свидетелем того, как это происходит. Детали крепились на теле Небесного Воина с огненно-рыжими волосами и гладкой кожей. Тот носил остальные части доспеха, они были новыми и не имели отметин. Только часть, сделанная мной, осталась неустановленной. Жрец взял ее, и рабы-техники прикрепили ее — установили на колене, между большими пластинами на левой ноге. Теперь доспех стал завершенным.

Я должен был уйти. Я знал, что должен, но оставался там еще некоторое время. Я видел Небесного Воина, стоящего там, и мои мысли вновь вернулись к тому, как я проходил испытания, и как близок был к успеху. Я вспомнил, как они сделали мое тело сильнее. Вспомнил, как больно было, когда я потерпел неудачу, и как я думал, что умру. Это вновь вызвало боль в желудке. Вспомнил, как хотел умереть и как желал, чтобы они позволили мне это.

Но затем Небесный Воин посмотрел на меня, и увидел, что это я сделал деталь. Он кивнул, всего один раз, а затем отвернулся от меня, и они продолжили снаряжать доспех. Жрец заметил, что я стою там, и я ушел. Они вернули меня в кузницу, вернули меня к наковальне и дали мне новую деталь для работы, еще одну деталь без отметок на ней.

И сейчас я смотрю на то, что делаю. Об этом я знаю все. Я хорошо делаю свою работу. Во время работы я не сплю и не забываюсь, я просто делаю. Чистота. Осторожность. Об этом мне напоминают жрецы, и это помогает.

Я все еще ощущаю боль, время от времени. Иногда я не сплю или вспоминаю о вещах, которые не хочу помнить.

Но есть один сон, который я люблю. Я вижу Небесных Воинов в море звезд. Вижу, как они сражаются, одетые в свою броню. На некоторых деталях имеются знаки, оставленные мной. Как и все, что они носят, знаки безупречны. Тысячи подобных мне работают в кузнях, вырезая и мастеря. Небесные Воины не знают об этом, но они и не должны знать. Достаточно того, что они служат.

Когда я просыпаюсь ото сна, я доволен. Я все еще помню, что однажды потерпел неудачу, но помню и о том, что все еще могу служить дальше. Это награда: я все еще служу.

Я не помню, как долго я нахожусь здесь, среди мрака и отблесков пламени. И не знаю, сколько еще буду оставаться. Возможно, всегда. Возможно, до тех пор, пока не настанет конец света.

Многое я помню смутно. Я Тарольф, и когда-то я любил лед.

Я хотел бы, чтобы я мог сражаться. Это мой сон.

Но это — долг Небесных Воинов, а мой долг — помогать им. Иногда мне достаточно просто чувствовать это.

Крис Райт Железный жрец

Олвар шёл настороже, борясь со страхом и вспоминая всё, что ему рассказывал Эольф об этом месте и его опасностях. Море кипело и бурлило, пламя танцевало на его поверхности. Земля содрогалась, словно расколовшаяся льдина. Он прищурился, пытаясь разглядеть дорогу через клубящиеся облака снега. По коже тёк пот, и Олвар дрожал, проваливаясь в талый, грязный снег по колено. Впереди вздымалась гора, невероятно, непредставимо огромная, хмурая, словно сердитый великан, и коронованная кольцом молний.

Мышцы сводило от усталости, но Олвар не опускал зажатый в правой руке топор. Оббитый ухват в дрожащих пальцах казался тяжёлым, словно свинцовый брусок, но он знал, что пора идти дальше. Вот уже две зимы как Олвар готовился к испытанию кузней и не собирался сдаваться теперь. Если он опозорится, то не сможет взглянуть в глаза своей матери, уже оплакивающей сына, которого вряд ли увидит раньше загробного мира.

И затем Олвар вновь услышал это. Звук становился всё ближе. Он резко обернулся и вгляделся во мрак, сжимая рукоять. На берег нахлынула волна, посеревшая от остывающего шлака.

Сначала Олвар не видел ничего, кроме низких очертаний порожних камней, покрытых тающим снегом и тянущихся к сотрясаемому раскатами грома небу.