Космический марафон [сборник]

С этими словами он вытолкал нас из отсека, и мы тут же тщательно загерметизировали его. Мы, конечно, не могли видеть, что там делает наш амбал, но приборы показывали, что он открыл, а затем снова закрыл дверь, ведущую в поврежденный отсек. Через пару секунд сигнальная лампочка потухла. Это означало, что дверь снова закрыта. Затем раздался настойчивый, резкий стук. Мы открыли. Эл стремительно вынырнул нам навстречу, держа на своих огромных руках безжизненное тело инженера. Он нес его так, будто тот был не больше и не тяжелее котенка, а скорость, с которой Эл промчался с ним мимо нас по коридору, заставляла опасаться, что он может протаранить корабль насквозь.

К тому времени мы уже поняли, что вляпались по самые уши. Двигатели больше не работали. С дюзами все было в порядке, и камеры сгорания функционировали нормально. Инжекторы тоже не пострадали и вполне могли бы работать и дальше — при условии, что мы качали бы топливо вручную. Мы не потеряли ни капли драгоценного топлива, и корпус корабля остался практически целым, не считая этой дырки с зазубренными краями. Двигатель встал потому, что оказались выведены из строя системы подачи топлива и зажигания. Они находились точнехонько там, где теперь зияла дыра от большой космической пули, и теперь представляли собой просто груду металлолома.

Общее мнение было таково: нам настал полный конец, хотя никто и не решался сказать об этом открыто. Я совершенно уверен, что и Макналти считал точно так же, хотя в официальном рапорте данный факт определил как «затруднительное положение». Но это вполне в его стиле. Просто удивительно, как он не записал, что команда была несколько расстроена!

Несмотря на все это, в космос тут же высыпала вся марсианская ремонтная бригада — в первый раз за последние шесть рейсов от них потребовалась настоящая работа. Давление к этому времени уже поднялось до четырнадцати фунтов, и им, беднягам, пришлось вытерпеть это, чтобы добраться до своих дыхательных аппаратов. Кли Янг, агрессивно сопя, с омерзением махнул своим щупальцем и прощебетал:

— Прямо хоть плавай!

Он не успокоился до тех пор, пока мы не напялили на него шлем и не отрегулировали давление на уровне привычных для него трех фунтов.

Это типичный пример своеобразного марсианского сарказма: как только давление становится чуть выше, чем они любят, марсиане тут же начинают размахивать во все стороны щупальцами и повторять: «Ну прямо хоть плавай!»

Но надо отдать им должное — толк от них есть. Марсианин может удержаться хоть на полированном льду и работать без перерыва двенадцать часов на таком количестве кислорода, которого человеку хватило бы часа на полтора.

Я наблюдал, как они с трудом продвигались по тамбуру, выпучив глаза за вогнутыми стеклами шлемов; в своих щупальцах они сжимали кто кабели питания, кто металлические листы для заплат, кто аппараты квазидуговой сварки.

Вскоре в иллюминаторах стали видны голубые сполохи сварочных огней — это марсиане начали резать листы металла и заделывать дыру в корпусе. Все это время мы продолжали стремглав нестись к Солнцу. Если бы не эта дурацкая случайность, через четыре часа нам следовало бы начать торможение и выходить на орбиту Венеры. Вскоре ее гравитационное поле захватило бы нас, и можно было бы, постепенно снижая скорость, совершить мягкую посадку.

Но все дело в том, что этот зачуханный планетоид поцеловался с нами, когда мы продолжали на всех парах нестись прямо по направлению к ближайшей и ярчайшей во всей Системе огромной пылающей топке. И неслись мы к ней все быстрее и быстрее благодаря притяжению раскаленного светила. В принципе я не против кремации — но всему свое время!

На носу в навигационной рубке непрерывно совещались Эл Стор, капитан Макналти и два оператора астрокомпьютеров. Марсиане тем временем продолжали ползать по корпусу, то и дело полыхая голубоватыми призрачными огнями сварочных аппаратов. Инженеры, разумеется, тоже не ждали, пока они закончат, а, надев скафандры, отправились в поврежденный отсек — превращать царящий там хаос в подобие порядка.

Я, как и многие другие, завидовал ребятам, нашедшим себе дело. Даже в безвыходном положении возможность заняться чем-то полезным отвлекала от грустных мыслей.

Невыносимо сидеть слома руки, когда остальные трудятся.

Два марсианина вернулись через шлюз, ухватили еще несколько пластин и снова уползли обратно. Одному из них даже пришла в голову блестящая идея: взять с собой наружу карманные шахматы. Но я не разрешил: всему есть место и время, а сидя на поврежденной обшивке корабля, нечего размышлять о том, куда ходить слоном. После этого я отправился навестить Сэма Хигнета, нашего чернокожего врача.

Сэму удалось буквально вытащить инженера с того света — с помощью кислорода, адреналина, прямого массажа сердца и, разумеется, благодаря длинным и ловким пальцам хирурга. Он совершил настоящее чудо — одно из тех, что, конечно, случаются, но крайне редко.