Космический марафон [сборник]

— Земное правительство, — продолжал польщенный Макналти, — одобрило идею укомплектовать экипаж «Марафона» членами моей старой команды, обслуживавшей венерианский грузовоз «Калабаска-Сити». Теперь, ребята, дело за вами. Те, кто пожелает остаться на «Калабаска-Сити», может уйти прямо сейчас, вернуться на корабль и приступить к исполнению своих обязанностей. А теперь прощу тех, кто все же решил присоединиться ко мне, подтвердить это поднятием руки. — Тут его взгляд скользнул по марсианам, и он быстро добавил: — Или щупальца.

Сэм Хигнет быстро вытянул загорелую руку вверх:

— Я хотел бы остаться с вами, капитан.

Он опередил остальных всего на какую-то долю секунды. Самое смешное то, что на самом деле ни один из нас не горел желанием снять пробу с флетнеровского летающего гроба. Скорее всего, нам было просто страшно отказаться. А может, просто захотелось заслужить одобрительный взгляд Макналти.

— Спасибо, ребята, — сказал Макналти похоронно-торжественным голосом.

Он вздохнул, громко высморкался и обвел нас теплым, почти любящим взглядом, который вдруг остановился на фигуре одного из марсиан, нелепо скукожившегося в углу и разбросавшего вокруг себя многочисленные щупальца.

— Саг Фарн, а ты… — начал он. Кли Янг, глава нашей шайки уроженцев Красной Планеты, тут же вмешался:

— Я поднял два щупальца, капитан. Одно за себя, а другое за него. Он спит. Он поручил мне выступать от его имени, говорить «да», «нет», а если потребуется, даже спеть за него песенку.

Все засмеялись. Саг Фарн с его абсолютной и всепоглощающей ленью был настоящей достопримечательностью нашей «Колбаски». Один лишь капитан не знал, что только самая срочная работа в открытом космосе или партия в шахматы могли пробудить Саг Фарна от вечной спячки. Не успел стихнуть наш смех, как в наступившей тишине этот засоня испустил характерный свист — марсианский вариант нашего храпа.

— Прекрасно, — сказал Макналти, изо всех сил пытавшийся удержаться от улыбки. — В таком случае вы все должны явиться на борт на рассвете. Мы вылетаем ровно в десять по Гринвичу. Эл Стор расскажет вам все остальное и ответит на все ваши вопросы.

«Марафон» был просто воплощением красоты. Сконструированный Флетнером и построенный на правительственные средства, он представлял собой прекрасное сочетание военного крейсера и спортивной яхты. И в самом деле, по сравнению со старушкой «Колбаской» он был оборудован просто роскошно. Мне, как, впрочем, и всем остальным, он сразу ужасно понравился.

Стоя на металлическом телескопическом трапе, я наблюдал, как подтягиваются последние члены экипажа. Эл Стор куда-то сбегал и вскоре вернулся с баулом огромных размеров. Он имел право взять с собой в рейс в три раза больше багажа, чем кто-либо другой. И это неудивительно, поскольку среди совершенно необходимых ему вещей был, например, атомный двигатель — этакий чудесный маленький образчик последних достижений технической мысли, весивший около восьмидесяти фунтов. В некотором смысле это было его запасное сердце.

Четверо правительственных экспертов поднялись на корабль тесной группкой. Хотя я не имел ни малейшего понятия, кто они такие и какого черта летят с нами, я все же объяснил им, как найти отведенные для них каюты. Последним прибыл молодой Уилсон — светловолосый угрюмый парень лет девятнадцати. До этого на корабль и так уже загрузили три принадлежащих ему коробки, а сейчас он пытался протащить еще три.

— Что в них? — спросил я.

— Пластинки. — Он с нескрываемым отвращением оглядывал корабль.

— Музычку, что ли, слушать собираешься? — спросил я.

— Фотографические, — отрезал он без тени улыбки на лице.

— Ты фотограф экспедиции, что ли?

— Да.

— Ну хорошо, давай закидывай коробки в грузовой отсек.

Он нахмурился.

— Запомни раз и навсегда: их никогда не кидают, никогда не швыряют и не бросают. Их ставят, понятно? Ставят, — сказал он. — Причем аккуратно. Ты понял?!

Мне в общем-то понравилась внешность этого парня, но страшно не понравилась его агрессивность.

Преувеличенно бережно поставив коробки на верхней площадке трапа, он смерил меня взглядом. Его тонкие губы были плотно сжаты, а кулаки стиснуты так, что даже костяшки пальцев побелели. Наконец он сказал:

— Интересно, а сам-то ты что за шишка?

— Я — корабельный оружейник, — безапелляционно заявил я. — А теперь бери свои коробки и тащи их подальше отсюда в какое-нибудь более безопасное место, пока я не вышел из себя и не дал им здоровенного пинка.

Это был удар ниже пояса. Думаю, если бы я задел его самолюбие хоть немного еще, он точно бросился бы на меня с кулаками. Но он, похоже, скорее бы умер, чем дал мне или кому-нибудь еще дотронуться до его ненаглядных коробок.

То и дело бросая на меня взгляды, попеременно предвещавшие то смертельную битву, то мою скоропостижную смерть, то просто море крови, он начал перетаскивать свои драгоценные коробки в шлюз. Он носил по одной, неторопливо и бережно, как любимых детей. После этого я его довольно долго не видел. Наверное, я обошелся с ним чересчур круто, но, к сожалению, я понял это гораздо позже.