Космический марафон [сборник]

— Сильный гамиш, — повторил он. — Это слово меня просто убивает. Он повторял его снова и снова. Например, он сказал, что у «Марафона» очень сильный гамиш. У меня и у Кли Янга — тоже. А вот у капитана Макналти, по его словам, гамиш так себе. У самих же Ка его и вовсе нет.

— Так это нечто, чего он боится?

— Не совсем. Это скорее благоговение, чем страх. Насколько я смог понять, гамишем изобилует все удивительное или уникальное. У просто не совсем обычных гамиша поменьше. А во всем заурядном гамиша нет ни капли.

— Неплохой пример трудностей взаимопонимания. Получается, что договориться вовсе не так просто, как кажется начальству там на Земле.

— Да, это верно. — Сверкающие глаза Эла переместились на Армстронга, который стоял возле шлюза, облокотившись на пушку. — Сейчас твоя вахта?

— До полуночи — моя, а потом заступает Келли.

Назначать Келли нести вахту у пушки показалось мне довольно глупым. Этот с головы до ног покрытый татуировками тип никогда не расставался с четырехфутовым гаечным ключом и в любой критической ситуации предпочитал пускать в ход именно указанный инструмент, а вовсе не какую-то там новомодную скорострельную восьмиствольную пушку или игольный излучатель. Ходили слухи, что он даже во время венчания не выпускал из рук ненаглядную железку и будто его жена пыталась развестись с ним на том основании, что вышеозначенный предмет действует ей на нервы. Лично же я считал, что Келли — это просто неандерталец, которого волею судеб занесло не в то время.

— Ладно, лучше не будем рисковать и задраим люк, — решил Эл. — Черт с ним, со свежим воздухом.

Это было типично для него, и именно из-за таких вот вещей он всегда и казался самым настоящим человеком. Сейчас он упомянул свежий воздух так, будто сам его употреблял. Но то, как обыденно это в его устах звучало, заставляло забыть о том, что с того самого дня, когда старый Кнуд Йохансен поставил его на ноги и включил, он не сделал ни вздоха.

— Пожалуй, пора закрывать. — С этими словами он повернулся спиной к царящему снаружи мраку и двинулся обратно в корабль.

В этот момент откуда-то снизу послышался певучий голос:

— Ноу байдерс!

Эл остановился как вкопанный. Прямо под люком послышался топот ног. Затем в шлюз влетело что-то круглое и блестящее, пролетело над левым плечом Эла и разбилось о пушку. При этом на пол выплеснулась золотистая и очень летучая жидкость, которая почти мгновенно испарилась. Эл мгновенно обернулся и стал вглядываться в темноту. Удивленный Армстронг отскочил к стене и протянул руку к кнопке тревоги. Но до кнопки он так и не дотянулся. Внезапно замерев, он начал сползать вниз по стене и растянулся на полу, будто его оглушили чем-то тяжелым.

Выхватив излучатель, я начал осторожно продвигаться вперед — туда, где на фоне темноты маячила могучая фигура Эла. Конечно, это было ошибкой с моей стороны: сначала все же следовало нажать эту дурацкую кнопку. Стоило мне сделать всего три шага, и ядовитая дрянь из разбившегося шара шарахнула меня по мозгам точно так же, как и Армстронга. Очертания фигуры Эла вдруг расплылись у меня перед глазами, подобно мыльному пузырю, становясь все больше и больше, наконец пузырь лопнул, я рухнул навзничь, и перед глазами у меня все померкло.

Даже не знаю, сколько я так пролежал, потому что, когда я открыл глаза, в голове у меня сохранились смутные воспоминания о какой-то суете, криках и топоте ног вблизи моего неподвижного тела. Похоже, пока я валялся в беспамятстве, вокруг что-то происходило. Я лежал на влажной от ночной росы траве. Совсем неподалеку виднелась опушка барабанящего леса, а с ночного неба на меня равнодушно взирали звезды. Я был спеленут, как египетская мумия. С одной стороны от меня лежала мумия Джепсон, а с другой — мумия Армстронг. Дальше лежало еще несколько человек, обездвиженных таким же способом.

В трехстах или четырехстах ярдах от нас ночную тишину то и дело взрывали звуки сердитых голосов: смесь земных ругательств и непривычно певучих фраз аборигенов. Как раз в той стороне находился «Марафон», но его самого в темноте видно не было, а выделялось только освещенное отверстие люка. Светлое пятно то и дело мигало, — видимо, там происходила какая-то возня. Раз или два свет ненадолго вообще заслоняли чьи-то очень широкие спины.

Джепсон преспокойно храпел, будто отдыхал воскресным полднем у родных пенат, зато Армстронг уже полностью пришел в себя и понял, что единственным его свободным органом остался рот. Он сразу решил использовать и его, и вернувшееся сознание. Подкатившись к Блейну, он начал зубами развязывать его путы. Из темноты к нему тут же приблизилась тень, похожая на человеческую, и резко взмахнула над ним рукой.