Космический марафон

Молодой Уилсон, которого хлебом не корми, а дай возможность посмеяться над другими, воспользовался случаем и заснял всю унизительную процедуру взаимного прожаривания на пленку. Я отлично знал, что в один прекрасный день все это будет продемонстрировано любопытному миру, вальяжно развалившемуся в мягких креслах у экранов и страшно далекому от всякого рода невзгод, выпавших на нашу долю у Ригеля. Втайне я надеялся, что хоть немного серых жучков уцелеет, доберется до его пленки и добавит происходящему на ней хоть малую толику подлинного реализма.

Затем, напустив на себя официальный вид, Уилсон сделал несколько снимков леса, реки и парочки перевернутых туземных лодок с их двухлопастными веслами. В конце концов мы с облегчением погрузились на корабль.

Катер тоже был принят на борт, и «Марафон» незамедлительно стартовал.

Никогда еще я не испытывал такого облегчения, видя в иллюминаторе нормальный и приятный глазу желтовато-белый свет, навсегда смывший с наших лиц желчную трупную зелень. Стоя у иллюминатора вместе с Бренандом, мы наблюдали, как эта странная жуткая планета уменьшается в размерах, и не могу сказать, чтобы я уж очень сильно жалел об этом. Тут к нам сзади подошел Эл и сообщил:

— Сержант, посадок больше не предвидится. Капитан принял решение возвращаться на Землю.

— А почему? — спросил Бренанд. Он указал на уменьшающийся зеленоватый шарик: — Ведь мы так и не обнаружили почти ничего стоящего.

— Макналти считает, что мы узнали вполне достаточно и привезем более чем ценную информацию. — Паузу заполнил ритмичный гул двигателей. — Макналти говорит, что он соглашался возглавить экспедицию, а не скотобойню. С него, мол, довольно, и он намерен подать в отставку.

— Идиот напыщенный! — в сердцах заметил Бренанд, не выказывая ни малейшей уважительности к капитану.

— Хотелось бы все-таки понять, что же такого мы узнали? — спросил я.

— Ну прежде всего нам удалось выяснить, что жизнь на этой планете в основном симбиотична, — отозвался Эл. — Разные ее формы сосуществуют и совместно используют свои возможности. Люди сосуществуют с деревьями, причем у каждого народа деревья свои. А сосуществовать им дает возможность как раз тот самый странный орган на груди.

— Лекарства в обмен на кровь, — с отвращением заметил Бренанд.

— Но, — продолжал Эл, — на планете есть и гораздо более цивилизованные, чем Ка, народы, настолько высокоразвитые и богоподобные, что могут надолго отрываться от своих деревьев и путешествовать по всей планете днем и ночью. Они умеют доить свои деревья, хранить и носить с собой питательную жидкость и пить ее из чашек. Они — единственные, кто сумел извлечь пользу из навязанного им симбиотического образа жизни и — по меркам этой планеты, конечно, — обрести свободу.

— На поверку они оказались не такими уж богоподобными! — усмехнулся я.

— Не в этом дело, — возразил Эл. — Верно, нам удалось с боем вырваться из их плена, но победить их нам не удалось. Они как были, так и остались единственными хозяевами своего мира. А мы понесли довольно тяжелые потери и еле унесли ноги, да еще не знаем, как снова поставить на ноги Джепсона.

Когда он повернулся, собираясь уходить, я кое-что вспомнил:

— Эй, послушай-ка, а что все-таки случилось после нападения на корабль? И как вам удалось напасть на наш след?

— Мы уже начали терпеть поражение. И решили, что главное достоинство храбреца — благоразумие. Поэтому мы взлетели до того, как они успели полностью вывести корабль из строя. А уж после обнаружить вас особого труда не составляло. — Его глаза горели, как всегда, невозмутимо, но, готов поклясться, на сей раз в них сверкали искорки насмешки. — С вами оказался Саг Фарн. А с нами остались Кли Янг и все остальные. — Он постучал себя пальцем по лбу. — Забыл, что ли? У марсиан очень большой гамиш.

— Они же могут общаться между собой телепатически! — с досадой воскликнул Бренанд. — Совсем вылетело из головы! Но ведь Саг Фарн ни разу даже словом об этом не обмолвился. Косоглазый паук просто дрых всю дорогу.

— И тем не менее, — сказал Эл, — он все время поддерживал со своими приятелями контакт.

Он пошел дальше по коридору и скрылся за углом. Тут раздался сигнал, и мы с Бренандом, обнявшись, как братья, вместе с кораблем перешли на флетнеровский режим полета. Зеленый мир превратился в крошечную точку с быстротой, которой я никогда не перестану изумляться. Постепенно приходя в себя, мы кое-как разогнулись, и Бренанд тут же протянул руку к клапану давления марсианского отсека и повернул регулятор. Когда стрелка поползла направо и наконец остановилась на отметке пятнадцать фунтов, лицо его озарилось мрачным удовлетворением.

— Слушай, марсиане ведь сейчас там, — напомнил я. — Боюсь, им это не понравится.

— А им это и не должно нравиться. Я покажу этим резиновым чучелам, как водить нас за нос!

— Макналти тоже будет не в восторге!

— А кого волнует, будет он в восторге, или нет? — проревел он.

В этот момент из-за угла внезапно появился Макналти, шествуя со всегда присущим ему достоинством.

Бренанд быстро и довольно громко добавил: