Космология монстров

– Я всегда ему отказываю, – сказала мама. – С чего я вдруг должна передумать?

– Передумать о чем? – спросил я с заднего сиденья.

– Тебя что, кто-то заставляет в этом участвовать? – спросила Сидни. – Просто отдай мне старые папины бумаги, и я все сделаю сама.

В машине вновь воцарилась тишина. Никто никогда не говорил при мне об отце, даже Юнис. Если я вдруг спрашивал о нем, то она или выдавала мне скупую информацию (высокий, темноволосый, как я и Сидни, умер от рака), или, что случалось гораздо чаще, меняла тему разговора, пытаясь меня отвлечь. Я понимаю, почему мама не хотела разговаривать о нем, но почему этого избегали Юнис и Сидни? Быть может, боль от его болезни и смерти наложила свой отпечаток и на них, превратив молчание в способ выжить для всей нашей семьи. Но я не уверен, что это правильно. Жить в семье, получившей рану от потери, которую ты не можешь вспомнить, – это все равно что сидеть в кинотеатре за спиной высокого человека. Люди вокруг смеются, плачут или реагируют на что-то, но ты понятия не имеешь, на что именно.

– Ты знаешь, что я не хочу об этом даже слышать, – тихо сказала мама.

– Но я имею на эти бумаги такие же права… – произнесла Сидни, дергаясь лицом от еле сдерживаемого гнева.

– Какие бумаги? – спросил я.

– Тише, Ной, – сказала Юнис и сильно, до боли сжала мою руку.

– Сидни, советую тебе никогда больше не поднимать эту тему, – сказала мама.

Гнев захлестывал Сидни горячими ощутимыми волнами. В машине даже стало теплее. Как это вообще возможно? Я наклонился к открытому окну, пытаясь поймать лицом ветер, но машина вздрогнула, дернулась, и я треснулся головой об оконный проем.

– Что происходит? – спросила Юнис.

Я потер ушибленный лоб. Мама оторвала пальцы от руля и подняла их, как преступник, сдающийся полиции. Сидни посмотрела на нее уже без гнева, скорее, с замешательством.

– Я не уверена, но… – произнесла мама.

Яркий оранжевый язык вырвался из-под капота, заглушив мамину фразу и обдав нас удушливым потоком тепла, пронесшегося через всю машину.

– Что происходит? – повторила Юнис.

Оранжевый язык принялся раскачиваться и танцевать. Капот машины охватило огнем.

По стеклу постучали. Возле маминого окна стоял мужчина. Его руки были черны от грязи, давно не мытые волосы повязаны банданой. Я думаю, мы не закричали только потому, что были сильно удивлены.

– Выводите из машины детей! – крикнул он приглушенным голосом.

Юнис наклонилась и одним быстрым движением расстегнула мой ремень безопасности. Мама и Сидни выскочили из машины и открыли задние двери. Мама потащила Юнис за руку, а Сидни подняла меня на руки, как малыша, и прижала к груди. Затем сделала несколько шагов назад, чуть не споткнувшись о бордюр, а мама и Юнис отбежали на противоположную сторону улицы.

Мужчина, подошедший к нашему окну, оказывается, остановил свой синий фургон «Фольксваген» прямо за маминым «Торино» и, отодвинув боковую дверь, рылся во внушительной куче из объедков и грязного белья. Наконец он нашел, что искал, – ярко-красный огнетушитель. Затем прочитал инструкцию на краю баллона, бормоча себе что-то под нос, обошел «Торино», уперся ногой в бампер и нажал на рукоятку запуска. Очень быстро весь капот покрылся пеной, и огонь потух.

– Едрена вошь! – воскликнул мужчина. Он все еще направлял огнетушитель в сторону машины, словно опасаясь, что она в любой момент может снова вспыхнуть. – Вот так вот! Покупаешь эту штуку, потому что… ну, знаете, безопасность и все такое, и не думаешь, что она когда-нибудь пригодится. – Он оглядел нас, стоявших по обеим сторонам улицы, – маму и Юнис, взявшихся за руки, и Сидни со мной на руках. – Надеюсь, никто не пострадал?

Мы остановились на совершенно пустынной улице. Здесь не было никого, кроме нашей семьи и чумазого самодеятельного пожарного. Сидни, видимо, только сейчас осознала, что держит меня на руках. Она наклонилась и поставила меня на землю.

– Кажется, никто, – ответила мама.

Мужчина вернулся к своему фургону, бросил огнетушитель поверх кучи мусора и захлопнул боковую дверь. Потом запрыгнул на водительское сиденье и помахал нам рукой.

– Тогда счастливого дня, – сказал он и уехал, оставив нас одних на улице, возле нашей умершей машины.

6

Мама отбуксировала машину домой с помощью эвакуатора и позвонила Рику – по словам Юнис, старому другу отца из Дорожного департамента. Где-то здесь крылась еще одна тонкая ниточка к тайне моего происхождения: в виде пузатого добряка в ковбойских сапогах, который порой помогал нам с домашними проблемами. Но и он никогда не рассказывал о папе – даже если мне удавалось привлечь его внимание.

А в тот день у меня не было даже шанса с ним поговорить. Когда он подъехал к нам на своем пикапе, его тут же встретила мама с пивом наготове. Мы с сестрами сидели на крыльце и смотрели издалека, как он открывает почерневший капот «Торино» и заглядывает внутрь. Мама стояла рядом, скрестив руки. Несколько секунд он изучал двигатель, потом выпрямился, вытер руки тряпкой и одним махом выпил целую банку пива. И лишь после этого огласил вердикт. Мама слушала, понурив голову.