Космология монстров

Я придвинулся вплотную к стене, освободив место. Юнис устроилась рядом со мной и поправила очки на носу, слегка коснувшись меня своей костлявой холодной рукой с веснушками. Затем открыла «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата»[19] и принялась читать:

«Вскоре впереди показались зубчатые горы белесого, точно чешуйчатого, побережья, и Картер увидел могучие и неприглядные серые башни города. Узнику стало совсем не по себе при виде того, как они наклонены, и как громоздятся на берегу, и что все они без окон, и он горько пожалел о своей глупости, когда так бездумно хлебнул хмельного вина, предложенного ему купцом в уродливом тюрбане. Берег приближался, и исходившее от его башен жуткое зловоние усиливалось. Картер увидел, что склоны зубчатых хребтов покрыты лесами, причем ему удалось разглядеть отдельные деревья, и они странным образом показались ему похожими на то одинокое лунное дерево в зачарованном лесу на земле, из чьего сока крохотные коричневые зуги делают свое диковинное вино».

Мы читали эту книгу уже несколько ночей подряд. Мне было трудно понять сюжет этой истории и продираться сквозь скудные описания и огромное количество странных слов вроде «зуги», зато нравилось слушать голос Юнис. Ее медленная осторожная манера говорить – словно она обращалась с каждым словом как с тонкой деликатной вещью – всегда успокаивала меня. Я уже начал клевать носом возле плеча Юнис, когда она закрыла книгу и встала, чтобы уложить меня на ночь.

– Кого я больше всех люблю? – спросила она.

– Меня, – ответил я, слегка проснувшись.

– А кого ты любишь больше всех?

– Тебя, – ответил я.

Она поцеловала меня в лоб.

– Спи спокойно, маленький принц.

Затем, погасив верхний свет и включив ночник, она направилась к выходу.

– Юнис! – позвал я.

– Что?

Она остановилась.

Несколько секунд я шевелил губами, пытаясь подобрать слова. Я хотел поделиться с ней своими страхами и попросить, чтобы она осталась со мной, но в то же время боялся, что она решит, будто Лавкрафт для меня слишком серьезен, и прекратит читать его перед сном.

– Ничего, – сказал я, наконец. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи! – ответила она и вышла из комнаты.

И как только дверь за ней закрылась, раздалось царапанье – быстрый настойчивый скрежет по стеклу моей спальни, который беспокоил меня уже несколько недель подряд. Я даже надежно закрепил занавески, чтобы никто не мог заглянуть внутрь, хотя окно выходило только на закрытый прямоугольник атриума нашей квартиры. Сбоку остался незавешанным только небольшой участок окна, но за ним ничего не было видно, кроме кромешной тьмы.

Царапанье становилось все интенсивнее, превращаясь в визгливую паническую песню. Я пожалел, что повесил плащ Бэтмена в шкаф, а не спрятал его под подушку. В плаще я чувствовал себя храбрым и защищенным, но чтобы добраться до него, требовалось пройти мимо окна через всю комнату. Поэтому я просто засунул голову под подушку и стал ждать, когда звук прекратится. Мне казалось, он длился несколько часов подряд.

5

Даже в самые лучшие безмятежные дни, когда у мамы с Сидни устанавливался хрупкий мир, отношения между ними нельзя было назвать теплыми – скорее, уважительно-вежливыми. Но большую часть времени они страшно ругались. Перерыв для нас с Юнис обычно наступал за несколько недель до танцевального конкурса или спектакля, но, как только у Сидни появлялась возможность отдохнуть, весь цикл начинался заново.

Как пример: через неделю после премьеры спектакля «Звуки музыки», когда мы ехали все вместе со школы в тишине – я с Юнис на заднем сиденье, мама и Сидни на переднем, Сидни вдруг взорвалась:

– Мистер Рэнсом рассказал, что ты думаешь обо мне.

– И что именно? – спросила мама усталым, даже скучающим голосом.

– Он сказал, что я для тебя не особенная.

Мама склонилась над рулем.

– Честное слово, когда-нибудь я перееду его машиной…

– Удачной тебе охоты на этой «машине смерти», – съязвила Сидни.

– Я не говорила, что ты не особенная. Я просто пошутила. Сейчас ты не поймешь, потому что тебе только семнадцать, но с его стороны было очень непрофессионально искажать мои слова и настраивать тебя против меня. Я поговорю с директором вашей школы.

Мама часто бросала эту угрозу, но никогда не доводила ее до конца, и Сидни об этом знала.

– А еще он сказал, что ты снова ему отказала, – продолжила Сидни.