Четвертую спальню в доме мама называла своим «домашним офисом». Там стояли картотека, стол, компьютер и искусственное растение в углу. Эта комната считалась маминой, но мне хватило бы пальцев на одной руке, чтобы пересчитать все случаи, когда я ее здесь видел. Гораздо чаще здесь бывали я или Юнис, используя компьютер для выполнения школьных заданий или игр. Но в основном комната пустовала – словно мы все понимали без слов, в чем состоит ее истинное предназначение, и только ждали предлога, чтобы убрать отсюда мебель и освободить ее для настоящего обитателя.
Кроме того, это была единственная комната в доме, где хранилась фотография Сидни. Она стояла на картотечном шкафу – школьный портрет двадцать на двадцать пять сантиметров в «золотой» рамке. На ней Сидни в сарафане, с пышными волосами, покрытыми лаком, стояла лицом к камере с ослепительной сценической улыбкой на устах. Я не очень понимаю, почему мама выбрала именно эту фотографию. Снимок был сделан в начале выпускного класса Сидни, всего за два месяца до того, как она пропала, и эта фотография неизбежно сопровождала любые рассказы о ней по телевидению или в печати. Это фото стало миниатюрным воплощением Сидни после ее исчезновения из нашей жизни.
Я взял фотографию в руки, стараясь не заляпать стекло пальцами, и задумался, переживают ли прямо сейчас нечто подобное родители Марии Дэвис? Осталась ли у них фотография дочери, идеально запечатлевшая их потерю, сожаления, боль и осознание родительской неудачи?
Я приказал себе оставить эти мысли. Мария может быть еще жива… Как и Сидни, кстати. Ведь мне было не известно ничего ни в том, ни в другом случае. Хотя… Я поставил фотографию на шкаф и прошел мимо комнаты Юнис в свою. Мой Друг сидел на полу и хмуро глядел в раскрытый на коленях комикс. Когда я вошел, он указал на себя когтистым пальцем, а потом в ночное небо.
– Не сегодня, – ответил я. – Мне нужно еще кое-что сделать. – Я подошел к столу и взял лист бумаги и карандаши. Существо пытливо смотрело на меня. – Я должен придумать новый костюм для Монстра в «Блуждающей тьме». Возможно, срисую дизайн с тебя.
Взгляд существа затуманился, и на мгновение в нем проскользнула тревога. Оно отложило комикс и потянулось за бумагой и карандашами, которые я держал в руке. Я отдал их, и оно написало: «ТЫ ХОЧЕШЬ БЫТЬ ПОХОЖИМ НА МЕНЯ?»
– Ну да, – ответил я. – Ты потрясающий. Почему бы и нет?
Мой Друг на мгновение задумался над моим вопросом, но, похоже, не смог придумать подходящего ответа. Он все так же обеспокоенно вернул мне карандаши и бумагу. Я сел напротив существа на пол и прислонился спиной к комоду. Он вернулся к чтению, а я начал рисовать. Рисование продолжалось несколько часов. Я настолько увлекся, что лишь смутно слышал другие звуки в доме: в основном маму, которая сначала ходила по кухне, а потом уселась перед телевизором.
Я никогда не умел хорошо рисовать, поэтому мне понадобилось несколько попыток, прежде чем на листе получилось что-то такое, что хотя бы отдаленно напоминало существо. Мне хотелось запечатлеть его массивную фигуру и спутанный мех, сверкающие угрозой оранжевые глаза, но все, что я рисовал, походило, скорее, на собаку в толстовке. Я все еще пыхтел над блокнотом, когда раздался стук в дверь, и, прежде чем я успел ответить, в комнату заглянула Юнис.
– Привет, – сказала она и тут же поморщилась. – С тобой все в порядке?
Я посмотрел на пустое место на полу, где только что сидело существо, затем повернулся к Юнис, сглотнув и облизав сухие потрескавшиеся губы.
– Все хорошо, – ответил я. – Ты меня напугала, только и всего.
Юнис вошла и села на кровать.
– Ого, какая теплая постель.
– Ага. Именно поэтому я сижу на полу.
Она встревоженно провела рукой по одеялу.
– У тебя температура? Такое чувство, будто здесь обжигали кирпичи.
– Все в порядке, – повторил я.
Она посмотрела на открытое окно и, как мне показалось, захотела что-то спросить, но вместо этого нахмурилась с обиженным видом.
– Ты что-то хотела? – спросил я.
Она несколько раз моргнула и встала с кровати.
– Да, наверное, ты прав. Уже поздно.
– Тебе не обязательно уходить, – сказал я. – Где ты была?
Она остановилась посреди комнаты со странно-болезненным сосредоточенным выражением на лице, но затем слабо и неуверенно улыбнулась и посмотрела в сторону, словно надеясь найти ответ в углу моей комнаты.
– Я сходила с Брин в ее церковь, – сказала она и снова села на кровать.
– В пятницу вечером?
– У них проходят всякие службы и мероприятия почти каждый день или вечер, – ответила она. – Брин говорит, что они хотят привлечь людей, работающих посменно, которые не могут посещать их в воскресенье утром или в среду вечером.
Я снова прислонился спиной к столу.
– Ну и как там?
Взгляд Юнис снова забегал. Как будто она избегала смотреть мне в глаза.