– Ты что, не знаешь?
Она покачала головой.
– А должна?
Я немного помолчал, ожидая, что она не выдержит и признается, что пошутила. Но этого не случилось.
– Это долгая история, – наконец ответил я.
– А ты куда-то торопишься?
В следующие несколько минут я изложил ей официальную версию случившегося. Я рассказывал ее так часто и последовательно, что уже сам воспринимал как правду: о том, как мы поругались с Юнис и я угнал ее машину, чтобы развеяться; как на перекрестке в меня врезался человек по имени Джеймс О’Нил; как я потерял глаз в аварии; как я увидел в фургоне этого человека скомканные мешки для мусора, в которых лежали разлагающиеся останки Марии Дэвис и Брэндона Хоуторна; как О’Нил пытался убить меня и я чудом избежал смерти; как я бродил потом всю ночь в полном шоке.
Некоторые детали я опустил: о том, как правоохранительные органы закрыли глаза на то, что я ездил без страховки и сбежал с места ДТП, поскольку я случайно раскрыл дело о пропавших детях, а также из-за попытки самоубийства моей сестры. О том, как мне пришлось давать показания, поскольку обвинение требовало смертной казни – и в тот момент в зале суда я смотрел только на свои коленки, чтобы не видеть Джеймса О’Нила, сидевшего на скамье подсудимых. О том, как обвинение выдвинуло версию, что О’Нил также похитил и убил Сидни, поскольку он увидел нас в тот день, когда загорелась мамина машина. О новостных фургонах, стоявших на нашей улице в течение нескольких недель, и странных взглядах, которые бросали на меня на улице. О том, как, несмотря на то что я вроде бы стал героем, люди ощущали дискомфорт рядом со мной, словно лично я нес ответственность за те исчезновения и смерти.
В течение всего рассказа Меган не спускала с меня своих ярких карих глаз, подавшись в кресле вперед. Когда я закончил, она сказала:
– Помню, что-то слышала об этом в новостях пару лет назад. Удивительно встретить человека, с которым действительно такое случилось.
Она снова посмотрела в свою тарелку, и у меня создалось впечатление, что она хотела сказать что-то еще, но в последний момент струсила.
– Давай уже, выкладывай, – сказал я, подбодрив ее жестом.
Прежде чем заговорить, она сделала большой глоток сока.
– А ты видел что-нибудь… странное в ту ночь?
– Более странное, чем сумасшедший маньяк с трупами в фургоне?
Она вздрогнула, и я пожалел о своем легкомысленном замечании. Кажется, она засомневалась, стоит ли мне говорить дальнейшее.
– Не знаю, – сказала она наконец. – Я никогда не видела сумасшедших вблизи. На что это похоже? Он говорил или делал что-нибудь сверхъестественное?
Она явно говорила не то, о чем думала. Что она скрывает?
– Это было похоже на сон, когда все выглядит вроде бы обычно, но тебе смутно кажется, будто что-то не так. Или как напряжение, витающее в воздухе перед сильной бурей. Было в нем что-то неуловимо странное, но, учитывая обстоятельства, вел он себя вполне нормально. Пока не вытащил нож, конечно.
Слегка нахмурившись, она ответила:
– Звучит жутковато.
Я понял, что она рассчитывала услышать совершенно иное.
Повисла неловкая пауза. Я постарался заполнить ее расспросами, позволившими мысленно составить краткую биографию Меган: она выросла где-то здесь, и после смерти матери церковь Святого Духа помогла ей переехать и поступить на театральный курс Чикагского университета. В свою очередь она каждый год возвращалась, чтобы помогать в «Инферно», получив от своих преподавателей на это специальное разрешение. Каким-то образом она сумела убедить их считать выступления в «Инферно» исполнением религиозного долга и одновременно специальной исследовательской работой. Меган любила играть, но не питала иллюзий относительно своего будущего в актерстве. Она считала, что в конце концов станет преподавать театральное искусство в средней школе или колледже.
Наконец тарелки опустели. Я заплатил за нас обоих, и мы направились к парковке.
– Мне понравилось, – сказал я, желая, чтобы это было правдой.
– Мне тоже, – ответила она.
Я достал одну из своих визиток и протянул ей.
– Если у тебя найдется немного свободного времени, прежде чем ты вернешься в Чикаго, я был бы не прочь опять угостить тебя вафлями.
Она посмотрела на карточку и неохотно улыбнулась.
– Буду иметь в виду.
Я почти не надеялся, что она говорит правду.
И уже после того, как я вернулся домой, я вдруг понял, что она не задала мне ни одного вопроса о «Блуждающей тьме».
В последующие дни яркие глаза Меган и ее спокойное поведение не выходили у меня из головы. Я и не подозревал, как мне хотелось, чтобы кто-нибудь посмотрел на меня вот так – нормальным взглядом. Я изголодался даже по такой маленькой капельке доброты. Дошло до того, что я стал периодически проверять голосовую почту «Блуждающей тьмы» и свою личную электронную почту в надежде увидеть от нее весточку, но ощущал себя при этом немного виноватым. Ведь, в конце концов, я еще встречался с Лианан (чем бы это ни было на самом деле). Конечно, мой единственный совместный ужин с Меган нельзя было считать изменой, но я все равно чувствовал себя неловко.