Космонавт из Богемии

Ну конечно. Чудеса – это глупости, всего лишь механизмы психологической адаптации. Несмотря на боль в желудке, я обрадовался. В мое отсутствие Ленка не столкнется с очередными осложнениями. Я и так заставил ее поволноваться, хорошо, что к списку ее проблем не добавится растущее человеческое существо в животе.

Но все же я надеялся. Надеялся, что именно это стало причиной ее ухода, ей просто нужно было поразмыслить над положительным результатом теста, прежде чем сказать мне, что я буду отцом. Это меня приободряло.

Мне хотелось вылететь наружу и оторвать солнечные батареи вместе с панелями, выкинуть из двери контейнер с водой – источник кислорода для моего существования. Я бы выключил все огни и все звуки, закрылся от мира и остался в темноте.

Думай.

Я изучил фотографию Ленки, снятой в профиль, она готовилась ко сну в незнакомой спальне. На Ленке было черное кружевное белье, она слегка отвернулась от камеры. Сквозь занавески пробивались последние солнечные лучи, высвечивая ее скулы и смягчая тени в изгибах фигуры. У меня пересохли губы. Я должен был негодовать, злиться на самого себя за то, что допустил такое вторжение в ее жизнь, какой-то правительственный шпик глазел на нее через окно и фотографировал, чтобы обуздать мои страхи. Но меня переполняла радость при взгляде на ее образ. Я вспомнил, каково это, когда черные кружева царапают щеку, какие они на вкус, когда я в нетерпении срывал их зубами.

«Почему она ушла?» – спрашивал я у фотографии. Куда ты ушла, почему меня покинула? Нет, погоди, это же я тебя покинул. Я умолял фотографию не отпускать меня. Но я не получил ответа от пикселей, составляющих искусственное тело моей любимой.

Сожжение ведьм

Последний день апреля – Ведьмин день, и дедушка с бабушкой впервые решают не ходить на праздник, опасаясь враждебности соседей. Это мой любимый праздник, я умоляю на все лады, обещаю быть осторожным, и в конце концов они соглашаются меня отпустить. На футбольном поле возвышается большая груда дров, а сверху ведьма, сделанная в виде пугала – длинные, связанные друг с другом жерди, на них армейский китель, юбка учительницы и плащ. К руке без пальцев ржавой проволокой примотана метла. Лицо сделано из плюшевой подушки с двумя угольками вместо глаз и красным перцем вместо носа, а на кончике носа бородавка из кроличьего помета. Нарисованный рот приоткрыт в кривой ухмылке, вместо отсутствующих зубов темные пятна. Мы с Боудой покупаем по сосиске и садимся на скамейку, замышляя, как бы раздобыть пива. Я предлагаю девушке за прилавком двадцать крон сверху и клянусь, что сохраню все в тайне, и она наливает в черный стаканчик «Старопрамен».

Как только я возвращаюсь к скамейке, разжигают костер, и ведьма корчится, слои одежды отваливаются, пока не обнажается нагота манекена. Перец лопается, и сок шипит в пламени, а ведьмины глаза раскаляются докрасна и светятся, как у демона, пока голова в конце концов не падает, и вся деревня разражается радостными криками. Ребята постарше прыгают через костер, а женщины бросают в огонь старые метлы и загадывают желания на многие годы вперед.

Мои руки и ноги онемели, в животе плещется пиво. Я бросаю пустой стаканчик в огонь, за ним следуют и другие, и вскоре пламя поглощает бутылки, недоеденные сосиски, бандану, бумажные тарелки, сдутый футбольный мяч и все остальные подношения, которые мы могли найти, чтобы задобрить удачу. Никто не смотрит на меня, в этот момент никто, похоже, не имеет ничего против меня, мы все в цепях традиций, рабы ритуала. Я хлопаю Боуду по спине и ковыляю по полю к лесу, где расстегиваю штаны и избавляюсь от пива, которое яростно плещет наружу.

За моей спиной раздается эхо ломаемых веток.

Я не осознаю, кто это, пока Младек не толкает меня лицом в дерево, нос с хрустом ломается. Я падаю на живот и поворачиваю голову к Младеку. Его голова впереди выбрита, а сзади на шею падают спутанные кудри. Рядом с ним парень из Праги в футболке «Найк» и растянутых джинсах, волосы густо намазаны гелем. Младек держит в дрожащей руке догорающую палку. Его брови сомкнуты в нервной гримасе, которая должна изображать угрозу.

– Ты такой же, как твой папаша? – спрашивает он.

– Способен драться только с теми, кто связан, – говорит парень из Праги.

Я изучаю кровь на моей руке, рубашке и на мху подо мной. Кровь все капает и капает. Младек расплывается перед моими глазами, все расплывается. Я гадаю, откуда берется вся эта кровь, как она наполняет меня энергией и ждет малейшего повода, чтобы пролиться. Парень из Праги не дает мне подняться, а я брыкаюсь и царапаюсь. Его пальцы давят мне на затылок, колено упирается между ягодиц. Младек закатывает мою правую штанину и делает глубокий вдох.