Космонавт из Богемии

– Я годами представлял себе этот момент, – говорит Человек-Башмак. – Поначалу, конечно, когда отсиживал четырехлетний срок в тюрьме как политзаключенный. Кормили там пересоленной кашей и тушенкой по воскресеньям, с черствым черным хлебом и водой с хлоркой. Мой сосед по камере дрочил, глядя на меня, пока я спал. Говорил, что в темноте мой подбородок напоминает ему жену. Он был художником, нарисовал Брежневу половые органы вместо бровей. Тогда-то я и решил, что однажды найду вашего сына. Партия выгнала моих родителей из квартиры, в которой они прожили почти всю жизнь, и запихнула их в тесную однокомнатную квартирку, как и других родственников политических заключенных. Когда обнаружились наши венгерские корни, родителей даже чуть не посадили на поезд в Будапешт. Забрали почти всю мебель, снизили пенсию. Я даже обрадовался, что у меня не было детей – только представьте, как бы партия поступила с ними. Или с моей женой. Мою жизнь забрали у меня с помощью электрического тока и подписи на обвинительном заключении, пан Прохазка. Моих родных третировали, чтобы ваши могли процветать. А теперь у меня есть влиятельные друзья. Я на стороне победителей.

Пока я пытаюсь дышать, от натуги у меня пересыхает в горле. Я мечтаю выпить молока, но не могу принять его. Ни за что на свете. Дедушка закуривает вторую сигарету, а Человек-Башмак допивает молоко. Меня восхищает, как он переносит лактозу.

– Ты натравил тех пацанов на Якуба, – говорит дедушка. – Это так ты сводишь счеты? Калеча детей?

– Я не ребенок, – вставляю я.

– Я глубоко сожалею о случившемся с Якубом, – говорит Человек-Башмак. – Я никогда не стремился прибегать к насилию для достижения целей и уж точно никого не подбивал к действию против мальчика. Как я слышал, виновных задержали и наказали?

– Задержали и отпустили, – фыркает дедушка. – Слово Якуба против их слова, так мне сказали. Якобы он мог просто споткнуться и упасть на горящую палку. Интересно, как это тракторист, отец Младека, мог позволить себе модного пражского адвоката.

– Так ведь другой мальчик был из Праги, верно? Послушайте, пан Прохазка, я плохо спал. Не хочу, чтобы вы думали, будто я легкомысленно все это воспринимаю – вам угрожает само мое пребывание здесь. Я плохо сплю из-за того, что страстно желаю понять, что мне от вас нужно. Какую компенсацию вы можете предложить. И после нападения на Якуба я наконец понял. Вы верите в судьбу? Лично я – нет. Но иногда мое образование, прочитанные книги и энтропия – все перечеркивается натиском совпадений. Ваше наказание станет и вашим спасением. Изгнание. Вы продадите часть мебели, переедете подальше отсюда, туда, где вас никто не знает, и Якуб вырастет без груза вины за достижения вашего сына. Никто больше его не обидит, он не станет жертвой чьего-то гнева, который причинит ему боль. Сейчас это самый лучший вариант. Да и единственный для вас.

Я гадаю, укусит ли меня собака, если я попытаюсь ее погладить. Как ее зовут? Дедушка молча курит третью сигарету, а потом топчет пустую пачку ногой. И кладет палец на спусковой крючок.

Полыхающий в моей груди гнев направлен не на Человека-Башмака, а на отца. Это он должен здесь сидеть, курить одну за другой и терять родной дом. Мне хочется извиниться перед незнакомцем. И ударить его. Умолять, чтобы не отбирал у дедушки дом, в котором тот прожил всю жизнь, борясь с летними набегами мышей с помощью кошек и яда, набивая трещины в стенах цементом, чтобы туда не попал лед и не разорвал их. Сколько свиней залили кровью землю во дворе, сколько цветов расцвело и увяло в саду за это время?

– Это приемлемая компенсация, – говорит Человек-Башмак. – Я хочу получить дом. Хочу, чтобы вы уехали. Я не могу поквитаться с вашим сыном, но кое-что получу. Отдайте мне дом по-хорошему. Примите поражение с достоинством.

Дедушка взвешивает в руке пистолет. Собака поднимает голову и смотрит на хозяина. Я замечаю, что в комнате нет часов – нет тиканья, полная тишина.

– И ты оставишь нас в покое, если мы уедем? – спрашивает дедушка.

– Конечно.

– Этого не будет. Я могу побороться с тобой в суде.

– На вашу пенсию? Неужели вы не понимаете, что вам откажут, даже не открыв дело? Если вы не съедете добровольно, вас вышвырнут из этого дома.

– Я могу прострелить тебе легкие.

Дедушка крепче сжимает рукоять пистолета. Я вспоминаю, как свинцовая пуля входит в свинью, как поток крови смешивается с землей. А если выстрелить из старого пистолета в человека, крови будет столько же?

– Можете. Но все равно потеряете дом. А Якуб будет навещать вас в тюрьме по воскресеньям.

Дедушка опять садится и трет переносицу.

– А что будет с домом, если я отдам его тебе?

– Я его подновлю и сдам какой-нибудь милой пражской семье. Это будет музей наших отношений, памятник взаимным обидам. Вот что я вам скажу. Я даже могу посылать вам часть арендной платы, чтобы вы не обнищали. Это предложение мира. Дело не в деньгах.