Космонавт из Богемии

Он не ответил. Он пил, кашлял, плевал, снова пил с жадностью младенца. Я шагнул в фонтан, холодная вода намочила джинсы. Я потянулся к Ганушу, но прежде чем смог дотронуться до него, статуя ожила. Над нами стояла Ленка, ее крепкие икры соединялись с фонтаном. Волосы заплетены в толстые косы. Моя Ленка выглядела как богемская королева. Я тронул мягкую кожу ее голени, забыв о Гануше, и острая боль пронзила колени и отбросила меня назад. Я тонул и секунду не мог понять, где верх, где низ, где свет, а где темнота и глубина. Вода обжигала нос и глаза, и наконец я сориентировался и встал. Я был в фонтане один, только я и статуя. Поток воды из вазы падал мне на грудь, и я наклонился попить. Вкус отдавал медью или, может быть, цинком. Чем-то неживым. Я так хотел ее.

Когда я вернулся, мышь сидела на моей кровати. Решетка вентиляции была невредима. Зверушка изучающе разглядывала меня, готовая к бегству. Я пошел к мини-бару, достать вафлю «Колоннада», но когда вернулся, мышки уже не было. Она хотела поблагодарить меня за помощь или подчеркнуть, что она не требовалась. «Видишь? Я могу сама позаботиться о себе». У мышки все это время был запасной выход. Вентиляция – всего лишь еще одно препятствие, чтобы преодолевать ради преодоления. Я съел вафлю, ореховый вкус таял на языке. Мы умеем делать великолепные вещи. Приятные спиртные напитки, тающие на языке вафли, почти живые статуи.

При мысли о Ленкиных икрах, о ее коже моя рука скользнула ниже пояса. Тело не откликалось. Я ласкал, массировал, но ощущения были механические, лишенные удовольствия. Раньше желания приходили так легко.

Не сумев достичь пика, я забросил попытки. В ухе свербило, будто что-то ползало по барабанной перепонке. Я сунул туда указательный палец и выудил этот раздражающий комочек пыли. С пальца на пол спрыгнуло крошечное черное существо. Это была не пыль. Я подскочил, перевернув телевизор, но горомпед ускользнул от меня, тогда я схватил ковер и замахал им в воздухе, не сводя глаз с прыгающей на полу черной точки. Я поймал его, когда он набросился на мою щеку, и зажал большим и средним пальцами.

Первым желанием было надавить, размазать гадину и вымыть руки с мылом, но его панцирь был жестким и гладким, как камень. Горомпед вгрызался в кожу ладони крошечными зубками и дрыгал ногами, пытаясь освободиться. Я схватил пустую банку, бросил в нее горомпеда и закрыл крышкой, и он с бешеной скоростью заметался внутри, едва не опрокидывая банку. Я положил сверху тяжелую книгу. Теперь изнутри доносилось только постукивание.

– Я тебя поймал, зловредный говнюк. Поймал.

Я начал собирать куски старого телевизора. Горомпед в банке вертелся как вертолетный пропеллер, испуская тихий свист, напоминающий ветер в проулке.

– Умно. Но теория импульса не поможет. Ты мой.

Горомпед продолжал неустанно крутиться в темноте и холоде комнаты.

Выдержка из беседы с пациенткой Ленкой П., четвертая сессия

Куржак: По телефону вы показались мне очень взволнованной. Хотите рассказать об инциденте?

Ленка П.: Да какой там инцидент. Так, просто взбесили меня. Это произошло, когда явились те люди из журнала «Стиль жизни». Они фотографировали, как я сижу одна на диване. Спрашивали, как я справляюсь с ожиданием. Сплю ли я до сих пор на одной стороне кровати. Что-то в их вопросах намекало, будто я – не целая, словно они берут интервью у человека, у которого отняли половину тела. Они хотели разнюхать мои ритуалы одиночества и выставить их на всеобщее обозрение. А я просто больше не хочу этого делать. Я хочу… это ужасно, но я хочу отделиться – от миссии, от славы Якуба. Хочу жить по-своему. И не хочу развлекать своей печалью весь мир.

Куржак: Вы вините в этом нежелательном внимании Якуба?

Ленка П.: Думаю, да. Друзья, семья – все спрашивают меня о нем, относятся ко мне так, будто я на время овдовела. Будто он был моим миром и мой мир вдруг решил отчалить. И знаете, в этом есть доля истины. Я – жена космонавта. Я могу печь блины по утрам, ходить на работу, возвращаться домой, ходить в спортзал, пробегать свои пять километров и делать приседания, но перед сном, в кровати, я – половина брака, разделенного миссией в никуда.

Я скучаю по его прикосновениям – понимаете, мне не нужны мужчины, у меня их и не было, но я хочу Якуба, потому что люблю Якуба, люблю его и решила разделить с ним свою земную жизнь. Я скучаю по его мирному сну, по тому, как он будил меня, если я слишком сильно ворочалась, и приносил стакан ананасового сока, и это меня почему-то успокаивало. Скучаю по нашему великолепному сексу и по тем дням, когда я не ждала звонка с сообщением о его смерти, когда его жизнь была очевидна и непрерывна. Но я не знаю, сможет ли когда-нибудь снова существовать этот Якуб. Тот, что существует сейчас, – это Якуб, который меня покинул.

Куржак: Это самые откровенные ваши слова за все время.

Ленка П.: Это все, что вы можете сказать?

Куржак: Ленка, я не могу сказать, чего вы хотите. Вы должны понять это сами.

Ленка П.: Это вообще не помогает.