Космонавты живут на Земле

— Белое безмолвие, по Джеку Лондону, это огромное заснеженное и завьюженное пространство без конца и края. Бредет по нему одинокий герой, наталкиваясь на тысячи опасностей. Борется за свое существование. Он один во всем мире. Погибнет он или выживет, до этого ни одному черту дела нет. Вот что такое белое безмолвие у Джека Лондона. И тут же параллельно наши дни. Вот что на Южном полюсе случилось. Ушел у полярников на аэродром почтальон, а в это время разыгралась пурга. Пять часов бушевала. Пока восстановили связь, еще час с лишним прошел. Кинулись — нет почтальона. От нас ушел, до аэродрома не дошел. Сбился с дороги, попал в бурю и остался, как и джек-лондонские герои, один в белом бескрайнем безмолвии. Но разве о нем забыли? Десятки упряжек и лыжников еще в бурю вышли на поиски. А как только ветер утих, все вертолеты поднялись. Потом я его в больнице навестил. Спрашиваю: «Было тебе страшно?» — «Да, говорит, потому что самое страшное — это нелепая смерть». — «И ты потерял уверенность, что победишь в поединке со смертью?» Он на меня этак насмешливо посмотрел и говорит: «Во-первых, не было поединка. А было многоборство всех полярников со смертью, захотевшей прибрать меня к своим лапам. Нас было много, она — одна. А самое главное, что мне помогло остаться в живых, так это вера, что не бросят меня на произвол судьбы. Как я думал, так все и закончилось»

— Хороший замысел, — согласилась Женя и еще раз ее глаза скользнули по диковинным фотоснимкам, которыми была украшена комната.

— Много же вы поездили по белу свету, Леонид Дмитриевич.

Рогов ободряюще сказал:

— Придет время, вы больше моего поездите, Женя.

Девушка пожала плечами.

— Ой, когда-то это будет! Да и будет ли еще?

— Будет, Женя, — уверенно произнес Рогов, — непременно будет. Смотрю сейчас на вас и думаю. Вот вы сегодня бегали по городу, и в потоке пешеходов никто нигде вас не выделял. Прошла обыкновенная москвичка и все тут. А что будет через годик, другой? Прохода любопытные не дадут на этом же самом Комсомольском проспекте.

— Что вы, Леонид Дмитриевич, смутилась Светлова. — К тому времени, когда я слетаю, космонавтов станет много, они уже не будут в диковинку.

— А вы хотели быть обязательно в числе первых? Боитесь, что у вас получится как во французском анекдоте?

— В каком же это?

— Спрашивает один француз у другого: «Кто первый перелетел Ла-Манш?» — «Блерио». — «А второй?» Молчание, никакого ответа.

— Нет, я этого не боюсь, — засмеялась Женя. — И вовсе не мечтаю быть в числе первых. Первые утверждают, это верно. Но вторые и третьи в космонавтике идут дальше их и тоже утверждают свое, новое. Так же как Гагарина именуют сейчас Колумбом космоса, кого-то в свое время назовут Колумбом Луны, Колумбом Венеры, Марса...

— Такую дочь Земли, как вы, я бы на Марс не посылал, — неловко пошутил Леня, — это небезопасно. Ведь обратно марсиане могут не отпустить.

Она посмотрела на крепкие загорелые руки Рогова и подумала: «Ими он пишет очерки о добрых людях и о природе. Лицо доброе и доверчивое. Такого легко было обмануть этой женщине».

— Чего же я расселся, как пень? А кофе! — вдруг всполошился Леня.

Он сварил кофе, достал из холодильника торт, тарелку с бутербродами и красноватую бутылку рома. Женя с интересом рассмотрела броскую этикетку: заросли джунглей и индеец, переправляющийся на пироге через узкий бурный проток. Когда он поставил на стол две маленькие хрустальные рюмочки, девушка предупреждающе подняла ладонь.

— Меня увольте, Леонид Дмитриевич. Вы еще одной детали из моей биографии не знаете. Когда мне исполнилось четырнадцать и пришло время вступать в комсомол, я записала в дневник: «Сегодня дала клятву на всю жизнь никогда не курить, не ругаться и, не пить вина». А вы выпейте. Вы же мужчина, и притом за окном такая поганая погода. Совсем, что называется, «буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя»...

— А я один никогда не пью, — заявил Леня.

Светлова посмотрела ему прямо в глаза, тонкие ее губы насмешливо вздрогнули.

— Ну а если вас попрошу, очень-очень, — дразня, сказала она.

— Тогда вынужден капитулировать, — развел он руками и налил маленькую рюмку. — За ваше здоровье и за ваши будущие успехи, Женя.

Она подняла чашку кофе в знак того, что с ним чокается, улыбнулась.

— О чем вы сейчас подумали? — спросил он.

— Насколько вы в сравнении со мной мудрее, — застенчиво промолвила девушка, — и в армии уже послужили, и полсвета объездили. А у меня все впереди: и ошибки и приобретения.

— Вот это и хорошо, — улыбнулся Рогов, — и не торопитесь накапливать этот самый жизненный опыт.

Леня мельком отметил: уже шесть часов. За окном промозглые сумерки. Уличные фонари с трудом пробивают туманную мглу. Он включил люстру.

От яркого света сразу растаял интимный уют. Будто застыдившись чего-то, Женя беспокойно поглядела на ручные часики. Ей подумалось о возвращении. Перед глазами встала дорога от полустанка сквозь молчаливый лес, без твердой уверенности, что в такой поздний час попадется попутная машина. Она зябко поежилась.