Космопорт, 2014 № 05 (6)

— Два противостоящих — отлично. Не фонтан, конечно, но подойдёт. Иди за мной, — он обернулся, и Алеф пошёл за ним вдоль рядов жёстких металлических стульев. — Работа простая, много мозгов не надо. Отсюда, — он указал на спускающиеся с потолка трубы, — выходят поставки. Твоя задача — сортировать. Всё, что может ещё послужить — в зелёный отсек, всё металлическое — в чёрный, стекло — в белый, пищевое — в жёлтый… хотя там памятка есть на рабочем месте, почитаешь потом. Служил?

— Что? — удивился Алеф.

Менеджер закатил глаза и вздохнул.

— Я говорю — в войсках служил?

— Так точ… То есть да, служил.

— Ну, в общем, тут об этом не вспоминай. Тут все равны, не то, что у вас. Есть и такие, что не служили, поэтому — никакой военщины. Вздумаешь медали напялить или ещё чего — вмиг вылетишь, понятно?

— А откуда ты знаешь…

— Вы.

— Что?

— Вы. Обращайся ко мне на вы, — менеджер развёл руками. — Не я придумал эти порядки, сечёшь?

— Секу, — Алеф сглотнул. — А откуда… вы… знаете, что у меня медали?

— Да тут почти у всех медали. Не удивил, — менеджер подошёл к одному из рабочих мест и выдвинул стул. — Вот — твоё место. Сидишь здесь, с девяти до девяти, обед — час, если куришь, то обед сорок минут, но зато — пять пятиминутных перерывов на перекуры. В туалет ходить можно, но вначале отпрашиваешься у кого-нибудь из менеджеров, понятно?

— Понятно.

— Ну, тогда приступай.

Алеф посмотрел на часы.

— Сейчас же восемь двадцать.

— Ну, значит, будет время заучить памятку, верно?

Алеф посмотрел на памятку.

— Верно.

— Сдача инструкций — через две недели. Не сдашь — до свиданья. Ты как, с памятью дружишь?

— Что? В смысле? — Алеф посмотрел на него.

Менеджер опять закатил глаза.

— Ладно, разберёшься. Если что — я в кабинете. Только не вздумай заходить в рабочей одежде. И так в офисе воняет, окей?

И он пошёл по проходу, виляя задом в чёрных брюках с двумя идеальными стрелками. Алеф сел на свой стул и осмотрелся.

Затем он стал читать памятку.

В восемь пятьдесят восемь кто-то прошёл мимо него и приземлился на соседнее место. Алеф посмотрел направо и его сердце, дёрнувшись, ударило в горло.

— Чич? — спросил он.

Чич повернулся, посмотрел на него и хохотнул.

— Старший сержант Лоуман! И ты тут!

— Я… откуда ты…

— А ты ещё не понял? — Чич наклонился к нему. Верхняя часть черепа у него была квадратная. — Никуда мы не делись, брат! Добро пожаловать обратно в Космический флот!

Сверху что-то ухнуло, и все вокруг зашевелили дешёвыми конечностями, открывая приёмные люки, откуда на операционные столы всё вываливался и вываливался мусор.

Металл — в чёрный блок.

Пищевой — в жёлтый.

Пластик — в голубой.

В двенадцать сорок семь Алеф вдруг замер, протянул конечность и вытащил из груды мусора грязного, исцарапанного космодесантника, с отломанной правой рукой, грязного и жалкого. На плече игрушки он смог различить странного вида «зажигалку» с надписью «С-90», и подумал, что, наверное, кидать такую гораздо сподручнее. Затем Алеф перевёл взгляд на чёрные отверстия блоков.

Всё, что может ещё послужить — в зелёный.

Пластик — в голубой.

И всего на один мимолётный, но прекрасный миг, в тот короткий, сладкий момент, когда космодесантник исчезал в глухой бездне зелёного отсека, Алефу стало чуточку лучше, и он даже слегка улыбнулся, чувствуя, как тихонько скрипит псевдоплоть на его лице.

А затем он перевёл взгляд на стол и продолжил разбирать поставку.

Валерий Воробьёв [8] Щипач

Большинство людишек остерегается ночного народа. Да и не зря. Поворачиваться спиной к оборотню, бхуту или носферату — глупость для теплокровных. И не только с хищниками осторожничают: редко встретишь чудиков, водящих дружбу с водяными и лешаками, блаженных, готовых крутить шуры-муры с наядами, мазохистов, связавших жизнь с суккубихами. И ни разу не слышал про извращенцев, притерпевшихся к вони зомбей. Хотя у зомбей свои пути-интересы, неупокоенные не пользуются муниципальным транспортом…

А вот щипачи никак не пахнут. И места почти не занимают, росточком-то удались пониже горлумов, в час пик — поди, разгляди, взгляд соскальзывает. И мордочки у щипачей преумильные, ни дать, ни взять — юный хоббитёночск, отличничек, много читает и даже сочиняет стишки. Естественный отбор. Внешняя безобидность — что защитная окраска, глядишь, иной раз такого и бить пожалеют.

Для этой мелкой нечисти час пик — самое время кормёжки. Осуждать чужие пристрастия не берусь: тот трескает шпинат, этот хрумкает саранчу, иные ложками хлебают мозги из живых мартышек. Щипач — сам от горшка, мартышку не осилит. К взрослому, зрелому человеку тоже не полезет, тем, которые лезли, шейки-то посворачивали ещё до ледникового периода. И ребёнком кормиться поосторожничает, за детёныша мамаша на части порвёт. Вот и приспособились потреблять старушек. Этакий тихохонько, в тесноте толкучки, присосётся к вене под коленкой задремавшей бабуси… Та и не заметит, как остаток жизни уходит, уходит, а этот — сосёт, сосёт, и ведь не противно им, приспособились, небось даже вкусно. Что те пишачи-падальщики!