— Я к Татьяне Михайловне, второй «Б», — сказал он охраннику.
Тот кивнул, пропуская через турникет.
Татьяна Михайловна играла с собачкой. Маленькое, пушистое, лопоухое создание прыгало прямо по столу, среди тетрадок, весело повизгивая, то покусывая резиновую утку, то подставляя пузо, чтобы её погладили. Увидев гостя, собачка настороженно замерла, вытянув мордочку.
— Добрый вечер, — поздоровался Стас. — Я отец Полины Наумовой.
— Здравствуйте, проходите. Я вас помню.
Да, наверно, такого типа, как он, сложно забыть. В наше время абсолютно нормальных, немодифицированных, людей почти не встретишь, разве что в кунсткамере.
Собачка принюхалась, переступила с ноги на ногу и громко тявкнула.
Стас ожидал, что хозяйка скажет ей: «фу, сидеть!» или что-то в этом роде, но та просто взяла маленький пульт и нажала кнопку. Собачка зевнула, рухнула на стол, закрыв глаза, и начала громко сопеть. Татьяна Михайловна бесцеремонно сдвинула её в сторону, чтобы не мешала.
— Это игрушка? А я сначала думал, что настоящая собака, — сказал Стас.
— Конечно, настоящая.
Спорить он не стал. Настоящая, только с пультом… жаль, наверно, что детей нельзя так же выключить, когда слишком шумят.
А, может, и можно.
Сел напротив.
— Татьяна Михайловна, вы хотели поговорить?
— Да, хотела…
У неё были невероятного объёма рыжие кудрявые волосы, такие же невероятные выдающиеся формы, совсем не учительские, голубые глазища и тонкие губы, одновременно пытающиеся изобразить брезгливость и вежливую улыбку.
— Слушаю вас, — сказал Стас.
— Даже не знаю, с чего начать… Меня последнее время очень беспокоит состояние вашей дочери. У неё всё хорошо?
— Абсолютно.
Стас изо всех сил старался говорить спокойно.
— Вы думаете? Возможно, вы сами не замечаете чего-то, я хочу сказать…
Она говорила и говорила. Стас и сам прекрасно знал, что она хочет сказать, для этого не надо было никуда идти. Но раз пришёл, надо слушать. Полинка, конечно, последнее время стала очень нервная. Агрессивная. Нет, она всегда была такой, была гиперактивной, неусидчивой, но с возрастом это только усиливается. Ей тяжело сосредоточится, а у нас такой сложный материал. Девочке просто необходим корректирующий чип. Она ведь и сама это понимает и очень страдает от того, что не понимают родители. Девочке нужно помочь.
Стас так не считал. Полинка нормальный ребёнок и ведёт себя совершенно нормально, так, как все дети её возраста. Зачем загонять её в искусственные рамки? Зачем ей это нужно?
Но разве она не имеет права решить сама?
Имеет, конечно. Только это не её выбор, ей внушили, ей просто не оставили шансов думать иначе. С самого детства вдалбливали, что с чипами хорошо, а без — плохо. Манипулирование. Детям легко внушить.
Стас очень старался говорить максимально мягко и максимально корректно, но выходило хреново. Здесь лучше бы справилась его жена, Машка — профессионал… Только бы и это ничего не изменило. Решение уже принято, всё что он может, это тянуть время.
— Разве вы не желаете счастья своей дочери?
— Желаю. Именно поэтому я против. Не хочу, чтобы она стала игрушкой на пульте, как ваша собачка.
— Па-ап, меня ругали, да?
Полинка сидела тихо-тихо на спинке дивана и ждала его. Волновалась.
— Нет, Поль, не ругали.
— Почему? Меня всё время ругают.
— Полина… ты не обращай внимания, — Стас подошёл, обнял, потом поднял на руки, как маленькую. — Не обращай на них внимания. Всё будет хорошо.
Она шмыгнула носом.
— Пап, почему я не могу быть такой, как все?
Звонок в дверь.
За дверью женщина средних лет, официального вида. Сухая и строгая.
— Наумов Станислав Николаевич?
— Да.
— Я из службы социальной защиты. Могу я поговорить с вами о вашей дочери?
Да идите вы к чёрту!
— Конечно. Проходите, пожалуйста.
Они прошли в гостиную, сели на диван. Стас подтащил поближе журнальный столик, но кофе решил не предлагать.
Женщина выглядела очень консервативно: обычные, тронутые сединой волосы, зачёсанные на пробор и собранные в пучок, серые глаза, ничем не выдающаяся фигура, коричневая юбка-карандаш… Почти нормально, если бы не одно. Прямо на макушке, покачиваясь на тонком стебельке, рос третий глаз… натуральный такой глаз, с ресницами.
— Хочу предупредить сразу, Станислав Николаевич, — сказала женщина, — во избежание недоразумений, наш разговор будет записан.
— Да, конечно.
Третий глаз мигнул красным, уставился на Стаса. Тот слабо кивнул.
— Тогда я перейду сразу к делу. Нам поступило заявление из школы, подписанное учителями и школьным психологом. Весь педагогический коллектив очень обеспокоен нарушением прав ребёнка, отсутствием должной медицинской помощи и слабой социальной адаптацией.
— Они хотят, чтобы Полинке поставили чип? — прервал Стас, от казённых фраз сводило челюсть.
— Всё правильно. Вы, я так понимаю, против.
— Да, против.
Женщина кивнула, глаз на её макушке качнулся, сохраняя стабильное положение камеры.
— Так вот, Станислав Николаевич, — сказала она, — моя задача выявить, насколько ваша позиция обоснована. Какие вы можете привести аргументы?